Диармайд. Зимняя сказка - [83]

Вернувшись домой, Артур обнаружил Дару за работой.

Вместе с еще двумя собратьями погрузив в машину картины, потом выгрузив, он принял приглашение Кольки Еремина и на час застрял в мастерской. Пили какой-то сомнительный портвейн, закусывали бутербродами с колбасой, травили матерные анекдоты и ругали президента – словом, все как полагается.

– Ты что тут делаешь? – поинтересовался Артур.

– Работаю. Осторожно, не трогай.

Дара могла бы поклясться, что сказала это не злобно, не агрессивно и без малейшего привкуса ненависти. Просто мужчине вообще не следует прикасаться к женским талисманам.

Но он все же протянул руку, и она эту руку отвела.

– Узоры, что ли? Ты вышивать собралась?

– Ну, допустим, вышивать.

Дара поняла, что на сегодня труд окончен, пришла пора маленьких и милых радостей. Но испытала некое раздражение – работа шла так хорошо, что грех было отрываться от нее ради постели, пусть даже в постели – первая любовь.

Артур засмеялся.

– Дамское рукоделие! – воскликнул он. – Вот скажи, как так получилось, что все знаменитые художники – сплошь мужики и ни одной тетки? А? Ты можешь мне это объяснить?

– Ты случайно не выпил? – спросила Дара.

– Случайно выпил. Но немного. Послушай, это же моя бумага! Где ты ее взяла?

– А что, нельзя? – удивилась Дара такой неожиданной скупости. – Я в магазинах подходящей не нашла, Скажи, где такая продается, – я тебе компенсирую.

Но движение, которым Артур коснулся лежащей сверху папки, ей не понравилось. И то, что он, открыв папку, словно окаменел, – тоже.

А он всего-навсего увидел, что папка с халтурой поменяла место и сообразил, что Дара в поисках бумаги открывала ее.

– Значит, ты у меня искала бумагу? – хмуро спросил он. – И шарила в моих папках со старой рухлядью?

Уж что-что, а грубое вранье Дара привыкла разоблачать сразу.

– Не такая уж она и старая.

– Ты открывала эту папку?

– Ну, открывала. У тебя что, приступ ностальгии на днях случился?

– Да! Ностальгии! – выкрикнул он.

– Именно по Ильичам со знаменами? – весело уточнила Дара.

– А я ведь знал, – весомо сказал он. – Я знал, что ты будешь копаться в моиз вещах. Надо же – эксперт! Я сразу понял, что мы не случайно встретились! На, смотри! Экспертируй!

Он стал выдергивать иллюстрации и раскидывать их по тахте.

– Да на кой мне эта дребедень? – удивилась Дара. – Кому она сейчас вообще нужна?

Но остановить Артура было уже невозможно. Он впал в истерику – нормальную мужскую истерику, возникающую от тщательно запиханного в подсознание ощущения своей полнейшей бесполезности и никчемности.

И оно же, подсознание, подстроившись под странное течение времени в городе, вывернуло ситуацию наизнанку – и самым приятным для Артура образом. Оно навело на мысль, что теперь именно броневик с вождем стал сюжетом подпольного искусства и признаком вольнодумия. И, значит, Артур занят-таки важным делом – протестует против Системы!

– Давай, разбирайся! Винти дырочку для ордена! – выкрикивал он. – Нашла? Нашла? Докладывай! Мне есть что показать! А у тебя – что? Одни доклады? НИ ХРЕ-НА у тебя! Вот ты и пошла в эти, блин, эксперты! Ты не эксперт, ты – топтун! Торчишь в подворотнях! Ты – агент наружного наблюдения, вот ты кто! Сколько тебе за меня заплатили?

Она онемела. Она и предположить не могла, что ее сценка в кафе зкставит первую любовь сделать такие странные выводы!

– Да, мы все – под колпаком! А вы, эксперты траханные, там, наверху, вы с нас кормитесь! Из-за вас у меня не было выставки! Я знаю! Я знаю, один звонок – и выставка отменяется!

Это он вспомнил давнюю историю, когда действительно и звонок был, и выставку восьмерых молодых обормотов, уже готовую к открытию, отменили.

Но история стряслась полтора десятка лет назад, и Дара это прекрасно поняла, и он тоже догадался, что она понимает.

Естественно, он завелся еще круче.

– Да, мы – нищие, мы – жалкие! Мы работаем в стол! А вы вовремя экспертами стали! Вот почему ты не переводчик, не домохозяйка, а эксперт? Потому что мы сохранили совесть! Мы никогда не стучали!

– Какой бы дурак нанял тебя стучать? – удивилась Дара. – Да ты бы из этого устроил праздник на весь город!

Она еще не понимала всей глубины этой истерики. А Артуру показалось, что наконец нашелся крайний, и он понес чушь. Так получалось, что его гениальность не нашла применения потому, что имелся избыток совести, а у тех, кто продался Системе, нет в жизни ни хрена, только суета вокруг гениев и жгучая к ним зависть, и если женщина, оставшись без мужа и детей…

– Ну, вот что, – наконец разозлившись, жестко сказала Дара. – Ты можешь быть мазохистом, ты можешь быть хоть копрофагом – это твоя проблема, флаг в руки и поезд навстречу! Но если ты решил самоутвердиться за мой счет – то это уже моя проблема! И я решаю ее так, как считаю нужным!

Она хотела ограничиться только этими словами, сдержанной угрозой, которая, если вспомнить ее намеки на «работу», должна была надолго угомонить Артура, как и большинство гениальных бездельников, пугливого. Но рука сама собой вылетела вперед – сперва расслабленная, окаменевшая в последний миг движения.

Дара даже кончиками пальцев не прикоснулась к Артуру – но он отлетел, шлепнулся на тахту, прямо на Ильичей, и уставился на нее снизу вверх, разинув рот и выпучив свои сказочно прекрасные глаза.