Диармайд. Зимняя сказка - [47]

– Что же, каждый выбирает себе Другой Мир по своему усмотрению, – сказала Дара и пошла, не разбирая дороги, туда, где указательным перстом, нацеленным в небо, торчала высокая прямоугольная башня. Птичья чета полетела над ней, словно торопясь известить о ее приходе, и скрылась за башней.

Эта башня была именно такова, как Дара ее себе представляла, из плотно пригнанных крупных камней и без двери. Лишь намного выше человеческого роста была дыра, слишком большая для окна, и выше той дыры – несколько маленьких квадратных окошек второго яруса жилья. Судя по тому, что не стояла прислоненной деревянная лестница и не свисала веревочная, хозяйка была дома.

– Буи, старая Буи! – позвала Дара. – Во имя древних богов, отзовись! Во имя рогатого Херна! Во имя зеленых холмов!

Никто не откликнулся. Можно было бы подумать, что старуха наконец умерла, если бы не знать – этот мир и есть ее добровольная, предельно растянутая во времени и безболезненная смерть.

– Матушка Буи! Я же вижу, что ты дома! Я по делу к тебе пришла, матушка Буи! – Дара задумалась в поисках нужного слова. – Ты полагаешь, что в твоей жизни больше не может быть дел? Я целительница, из тех, кто признает великую Бриг, и меня прислала к тебе Эмер, вовремя сказавшая «довольно»!

Дара помолчала немного – но и в башне тоже молчали.

– Проснись, старуха Буи! – закричала Дара. – Время обеденное! Стол накрыт!

В темной дыре что-то зашевелилось.

– Не вопи, разбудишь…

Голос был усталый и недовольный.

– Кого я разбужу? – удивилась Дара, Эмер прямо сказала, что старая Буи живет в Другом Мире совсем одна и в обществе не нуждается.

– Любовника моего.

Дарин рот сам собой приоткрылся.

– Хорошо, не буду шуметь, – пообещала она, – но ты уж тогда спустись ко мне.

– Не могу, я его охраняю.

– Может быть, я поднимусь к тебе? – предложила Дара. – Мы будем говорить шепотом.

– Не понимаю, почему это я должна приглашать тебя туда, где спит мой любовник, – сварливо ответила старуха Буи.

Очевидно, у нее от прожитых лет началось разжижение ума, подумала Дара, а в таком состоянии люди делаются просты, как дети, и их самолюбие обнажено…

– Мне сказали, что никто лучше тебя не знает природы гейсов. Но раз ты отказываешь мне в помощи, то, наверно, знаний у тебя уже не осталось. У того, кто не пускает их в ход, они могут истлеть. Прости, что побеспокоила, и оставайся с миром, старая Буи, пусть древние боги хранят тебя в Другом Мире.

С тем Дара и развернулась, чтобы уйти прочь.

Как она и рассчитала, далеко ее старуха не отпустила.

– Эй, ты, женщина! Я тебе сбросила лестницу!

Дара вернулась к башне и с большим недоверием потрогала старые и, возможно, гнилые веревки.

– Не бойся. В Другом Мире ничто не тлеет и не рвется. Знания, кстати, тоже. Но и дыры на моей юбке я никогда не смогу зашить, они оказались вечными, – объяснила старуха.

Дара подхватила спереди зеленый подол, заткнула за пояс и полезла наверх.

– Прикройся! – велела старуха, когда она оказалась в небольшом квадратном помещении. – Колени видны!

– Так и у тебя видны.

– Молодые женщины не должны показывать ног. А мне уже все равно…

И Дара ей поверила. Старая Буи стояла перед ней в ободранной юбке бурого сукна, заляпанной светлой глиной, и в древнем темно-синем плаще с капюшоном, сейчас откинутым на плечи. Больше на ней, кажется, ничего и не было…

– Давно уж мой зад не знается с рубахой, – поймав взгляд Дары, криво усмехнулась старуха. – Но, видишь ли, мертвые не потеют… и иных отправлений их тело не совершает… ни вовнутрь, ни наружу… все во мне остановилось… не так я себе представляла Другой Мир, ну да чего уж там говорить… Зато…

Она приложила палец к губам и тихонько засмеялась. Дара поняла, что старая Буи давно уже лишилась разума, и тут же пришло иное понимание: разум-то у нее есть, но именно такой, какой должен появиться в Другом Мире…

– Зато и в нем нашлось кое-что хорошее, – подсказала Дара.

– Да! Тут спит мой любовник.

Дара огляделась. Если кто-то и был еще в этой башне, то сидел в темном углу тихо-тихо, без дыхания.

– Я буду говорить шепотом, и мы его не разбудим, – пообещала Дара.

– Ты уж постарайся. Ну так что у тебя за дело ко мне? Садись и рассказывай.

Буи уселась прямо на каменный пол, скрестив босые ноги, а Даре предложила охапку сена и сухих листьев.

– На меня наложили гейс, который по меньшей мере несправедлив, – сказала, устроившись поудобнее, Дара.

– Что может быть несправедливого в гейсе? – удивилась Буи. – И разве перед посвящением крестная не назвала тебе твои гейсы? Не спросила твоего согласия?

– Это была не крестная, это был мужчина, и гейс – не один из трех гейсов посвящения. Его наложили от злости…

– Что это за мужчина, способный накладывать гейсы от злости, и как это вообще могло случиться?

– Мужчина имеет посвящение выше третьего… если это вообще возможно… – не совсем уверенно ответила Дара. – Я встретила его совсем молодой и о многом не задумывалась. Он учил меня, любил меня, и я любила его, но это не могло продолжаться долго.

– Понимаю.

– Он не смог мне простить, что я захотела уйти первой.

– И это понимаю. Так что же за гейс? – деловито спросила старуха.