Диамат - [36]

В тот же момент забылось все: и письмо Василию, и мысли о замужестве. В глазах Вареньки стоял блеск золота и сияла признательность тому, кто это золото ей дарит. Забыв об этикете, она схватила коробочку, надела колечко на палец. — «Кстати, подошло идеально, откуда он знает мой размер?» — и закружилась по комнате, вытягивая руку и улыбаясь замочку на кольце.

— Ах, не правда ли, Иван Николаевич, мне идет? Как красиво!

Коромыслов, самодовольно улыбаясь, стоял у двери, плотоядно оглядывая кружащуюся по комнате девушку. Это его законная добыча. Пока Варенька радовалась, всячески подставляя колечко лучам солнца и заставляя его играть желтыми искрами на пальце, он бросил взгляд на листок с кляксой, лежащий на столе.

— А что это вы, Варвара Григорьевна, пишете? Стишками балуетесь? А нет, письмо вроде пишете. «Уважаемый Василий»… Кто этот Василий?

Варенька смущенно бросилась к столу, смяла недописанное письмо.

— Да так, просто мальчик. Никто.

— Вы, Варвара Григорьевна, сейчас уже находитесь в статусе. Вам некрасиво иметь романы. Извольте быть благоразумной, это кольцо есть клятва верности. Вы взяли кольцо — стало быть, вы поклялись мне быть супругой.

— Ах да, Иван Николаевич, простите, конечно, это совсем не то, что вы подумали, это…

— Я ничего такого не подумал, я просто сказал вам, как и что должно быть. Вы согласны со мной?

— Конечно, конечно.

— Ну вот и хорошо. Тогда до встречи, Варвара Григорьевна, мне еще надо переговорить с вашим батюшкой, обсудить все нюансы будущей свадьбы. До свидания, — и Коромыслов вышел, мягко ступая по скрипучим доскам пола.

Свадьба состоялась зимой семнадцатого года, еще до февральских событий, распорядились делать скромно из-за войны и всего, что с ней связано. С утра венчались в Воскресенской церкви, держали свечи и ходили в венцах. Как положено, перемешали троекратно кольца и надели их друг другу на пальцы. Гости все по большей части стояли пожилые, папенькины знакомцы да сослуживцы Коромыслова. На свадебную прогулку отправились под перезвон колоколов на санях, запряженных тройкой. Мороз был силен, снег скрипел под полозьями неприятно, и Варенька морщилась от головной боли, хотя и кагору-то выпила совсем чуть-чуть. Родители ехали сзади, а остальные гости вообще не поехали, отправившись сразу в дом к Коромыслову, поскольку холодно и выпить за молодых пора уж. Катались до Сибирской заставы, по Загородному саду и обратно. Засветло сели за столы, кто-то произносил тосты, заставляя новобрачных целоваться. Варенька никак не могла привыкнуть к усам Ивана Николаевича и постоянно о них кололась, хоть усы были аккуратно стрижены по моде. Есть не хотелось. Было как-то неуютно на застолье, но маменька и папенька радовались всерьез, и Варя не могла их подвести своей нервозностью. Пригубливала вино да улыбалась гостям. Коромыслов же, напротив, был приветлив и спокоен, вел беседы и отвечал на тосты, чуть приобнимая Варю, особенно когда касался своими усами ее губ.

К вечеру все напились, и даже толстые дядьки, которых Варя не знала, скосив свои редкие ордена за воротник, дружно похрапывали на стульях и диванах. Кое-кто еще пел песни или громко обсуждал положение на фронте. Тогда господин Коромыслов встал, приподняв и Вареньку, поклонился гостям, простился и под одобрительный шум повел ее на второй этаж своего дома. Варю бил легкий озноб.

— Прошу вас, Варвара Григорьевна, вот наша спальня, извольте. Я приду позже.

С этими словами он подтолкнул ее под локоть в полураспахнутую дверь и удалился. Варя осталась одна. Что делать, она не знала, но догадывалась, что сейчас будет ее первая брачная ночь. Она прошла в спальню, осторожно сняла белое платье, умылась из кувшина, стоявшего на комоде у двери, и забралась под теплое пуховое одеяло. Потом подумала и сняла нижнее белье. Натянула одеяло по самые глаза и смотрела на лепной потолок, ожидая чего-то неизведанного, но приятного. Время шло, муж не шел, после выпитого клонило в сон, и Варя даже чуть не задремала, но, вспомнив важное, вскочила, побежала к шкапу, где еще маменькой со вчерашнего утра был приготовлен пеньюар, о котором Варенька забыла совсем. Надела его, белый, полупрозрачный, покрутилась у зеркала — просто принцесса! Улыбнувшись своему отражению, легла вновь.

Иван Николаевич зашел тихо, как тогда в ее комнате. В халате, в ночном колпаке, он был похож на папеньку в детстве Вари, но этим вся схожесть и заканчивалась. Он овладел Варей быстро и жестко, сбросив тяжелое одеяло и порвав пеньюар. Варя только терпела и чувствовала, как сотрясается ее тело, да слышала натужное дыхание Коромыслова. Ничего примечательного не было, только больно и тяжело. Муж откинулся на соседнюю подушку, отдышался и затих. Она просто лежала, чувствуя мокроту внизу и одиночество в душе. «Наверное, так всегда в первый раз, а приятно потом будет», — думала она, а на потолке, в лепнине со львами, виделся ей рыцарь, нежно ее обнимающий со словами: «Милый цветок мой Варенька, как же я вас люблю, уедемте со мной в вечное лето, я буду вашим рабом, когда скажете — и любовником… Я жду вас, Варенька, вот вам моя рука…» И она, подхваченная его сильной десницей, уже сидела подле него на белом коне, и они скакали вместе, обнявшись, и губы их сливались в страстном поцелуе. Так и заснула Варя, не заметив, как ушел Коромыслов к себе, ибо не мог спать не один — привычка.