Диалоги - [48]

В е р а  Я к о в л е в н а. Ты бы Фаридика привел как-нибудь. Я ему подарок купила.

М а н с у р. И Фаридика приведу, и сама к нам придешь, и подарок отдашь ему — все будет.

С о н я (вставая). Я пойду. Поздно. До свидания. Я пойду. (Стремительно уходит.)

В е р а  Я к о в л е в н а (Салиху). Поссорились? (Уходит за ней.)

М а н с у р. Иди проводи.

С а л и х. А-а, ничего… Я понимаю Лукмана. На такую фигуру, как он, ходячую мораль не напялишь. (Внезапно.) А может, бросить все? К чертовой матери, а? Динка есть у меня. Хорошая женщина! Хорошая, понимаешь? Помнишь, на день рождения приводил?

М а н с у р. Мало ли кого ты приводил?

С а л и х. Все как-то не так! Не так! (Морщится.) Когда-то мечтал о славе! (Усмехаясь.) Чтобы прыщавые юнцы с жаром выпытывали после лекций мнение о величии какого-нибудь икса, а знакомые при встречах завистливо хвалили очередную статью в журнале. Чтобы ученые мужи нашего почтенного города милостиво подавали мне свои жилистые потные руки. И чтобы от прикосновения моей руки у них начинались все признаки кондрашки не то от злости на самих себя, не то от преувеличенного почтения ко мне… Я Лукману завидую. Ловкости не хватило, груб был! А мы… Мы пришли слишком поздно, чтобы претендовать на маршальские лампасы на штанах. Но если не претендовать? Если не претендовать?! Тогда что? Зачем все?

М а н с у р. Не знаю, не знаю… Я живу сегодня. У меня программа маленьких радостей, постепенных улучшений. Я бы душу Мефистофелю за бессмертие не продал. Правда, у него бы купил! Чтобы поиграть! А ты… купил бы?

Салих ходит взад-вперед. Не слыша, смеется, хохочет. Останавливается. Смотрит на свои руки.

С а л и х (с яростью, со страстью). Нет, этот мир должен быть моим! Моим! Он будет моим! (Сжимает судорожно трясущиеся от возбуждения пальцы перед своим лицом, кулаками закрывает глаза — раздается хохот.)

М а н с у р (с усмешкой). Зола будет. Одна зола от всех… А мир… Он всегда мир!..

II.7

Загородный дом. Бьют часы. Д в а  с т а р и к а, два многолетних приятеля, коротают вечер, сидят спиной друг к другу. Разговор то прерывается, то снова возникает.

И в а й к и н (листая журнал). В наши дни все с молниеносной быстротой развивается. И мысли в такую даль уходят… Не достигнуть никому.

С а м м а т о в. Нет у тебя уже мыслей, Сеня. Нет.

И в а й к и н. А почему не быть? Есть. Я вот все думаю, когда человек умер, он как земля под дачей. Ни в чем он не нуждается. А живой человек? Живой человек в любви нуждается, в общении.

С а м м а т о в. Наследники… Чтобы дело только наследовали, дело!

И в а й к и н. Дело! Не в деле смысл, в душе. А мы всем занимались, только не душой. Но, с другой стороны, нам вроде и некогда было этим заниматься, а?

С а м м а т о в. Чем?

И в а й к и н. Душой, душой!.. Мировоззрение, которое только на деле одном стоит, а такого качества, как душа, лишено, даже в законченном виде будет оставаться мировоззрением немощным, пустым. Оно никак не сможет народить энергию, которая нужна для обеспечения и вечного поддержания идеала. Я так считаю, без живого мышления разве настоящие убеждения будут? Не будут!

С а м м а т о в. Ты как бухгалтер, который на переправе сидит и подсчитывает, что люди через реку везут. Надоел.

И в а й к и н. Да, на переправе! Туда, в неизвестность! Человек… Он всегда на переправе!

С а м м а т о в. Черный хлеб и молоко! Вот что тогда было! А им, видишь ли, красной икры не хватает! Испытание сытостью сейчас наступило. Оно еще труднее. Мы свое испытание выдержали.

И в а й к и н. И они выдержат, Лукман. Человек все выдержит.

С а м м а т о в. Да!.. Что с тобой станет, когда я помру? Денег, что ли, тебе оставить? Пропьешь, потеряешь. Может, в дом престарелых тебя устроить?

И в а й к и н (слегка хлюпнув носом). Я от тебя, Лукман Идрисыч, никуда. Я с тобой.

С а м м а т о в. Помереть тебе раньше меня надо.

И в а й к и н. Раньше нельзя! А кто тебя хоронить будет?

С а м м а т о в (после паузы). Да, может, и так… Ты что? Веру до сих пор любишь?

Молчание.

И в а й к и н. Вчера отрывок старого журнала нашел. Слова там. Большой разговор о человеке, о воспитании, о направлении и так далее. Те же старые слова. И мы стары, и слова старые, а нашли ли эти слова нас? Поздно нашли!

С а м м а т о в. И раньше говорун был!.. Философ запечный! Шут гороховый!.. (Пауза — и резко, с яростью.) Ну, а коль ты шут, черт шелудивый, так вон отсюда! К чертовой матери!

Ивайкин сидит.

Кому я сказал? Стой. (После паузы, засмеявшись.) Скажи, я шут.

И в а й к и н (смотря на Самматова). Шут.

С а м м а т о в. Гороховый?

И в а й к и н. Гороховый. Оба гороховые.

С а м м а т о в. Оба? (Хохочет.) А ну-ка… В молодости, помнишь? (Хлопает в ладоши и напевает.)

Ивайкин начинает дергаться в танце.

Да… Ладно, Сеня, ладно…

Ивайкин уходит.

На переправе. А на том берегу — что? (Один в большой гостиной. По кругу, взад-вперед, как в клетке.)

Скрипит дверь, входит  Н е з н а к о м е ц.

Н е з н а к о м е ц. Можно, папаша?

С а м м а т о в (не узнавая сначала). Чего тебе? Кто такой?

Н е з н а к о м е ц. Вот это здорово! Вот это я понимаю! Забыл? А помнишь, ты меня ремешком потчевал? Баба моя знаешь сколько одежонку-то отстирывала и штопала? Пропиталась тогда кровью, пропиталась и порвалась. А я вот подлечился, и теперь к тебе с бутыльком! Столичную в импортном исполнении раздобыл. Не побрезгуешь? Со мной?