Диалоги - [44]

Молчание.

С а л и х. Шутишь? Шутить стала?

Д и н а. Нет, не думай!.. Никаких прав, никаких счетов для оплаты… Все хорошо. Все так, как должно быть. Так неожиданно! Я даже испугалась сначала, когда тебя увидела. Ты в институте, да? Хорошо тебе?

С а л и х (задумавшись). Да, кошечками занимаюсь, собачками, морскими свинками, крысами, мышками… Радиацией занимаюсь. Но… пока, так сказать, обычный мелкий научный клерк одного из НИИ.

Д и н а. А я изменилась, значит? Очень?

С а л и х. Нет, просто время.

Д и н а. Да, бежит.

С а л и х. Бежит, и все забывается как-то. Все стирается. Улица вот. Сколько таких улиц?.. В чужой квартире чувствуешь себя, как дома. Та же мебель, тот же вид из окна, те же корешки подписных изданий в шкафу, те же слова… может, и люди взаимозаменяемы?

Д и н а. Взаимозаменяемы?.. Почему ты так говоришь?

С а л и х (улыбаясь). Что делать, если зеленые листики сами по себе облетают?

Д и н а. Ну почему, почему они должны облетать? Я по-другому жизнь чувствую. Ты меня бросил, пусть… Мне не это сейчас жалко. Мне жаль… Что с тобой?

С а л и х (словно сбросив с себя оцепенение). Слушай, Динка! К черту воспоминания! К черту все! Просто жизнь. Вечер. Тепло. И ты! Только ты и я! Какой еще смысл? Почему нам надо расплачиваться за слова? Слова вообще не имеют никакого смысла! (Он вдруг берег ее руки и целует их, поднося одну за другой к губам. Целует руки. Целует глаза, щеки… Целует, смеется.)

Д и н а. Ты что? (Смеется робко, испуганно, недоуменно.) Ты что? С чего это ты вздумал? Не надо! (Вырывается.) Не надо!

С а л и х (не отпуская ее). Я так давно тебя не целовал.

Д и н а (с трудом). Да.

С а л и х. Тебя давно уже никто не целовал…

Д и н а. Да. Да.

С а л и х. Ведь я любил тебя, любил! И зачем-то оставил. Я не знаю, как все это случилось.

Д и н а. Да, да. Да! (Прижимается к нему, плачет.)

С а л и х. Пусть как было. Пусть все как было. Ведь было хорошо?

Д и н а. Да. (Отрывается, долго смотрит ему в глаза.) Нет… Нет, Салих.

Долгое молчание.

С а л и х. Странно, живешь и не знаешь, а, оказывается, сын… Конечно, я знал. Но одно дело — мама Вера говорила, а другое дело… Можно, я что-нибудь ему подарю?

Д и н а. Можно… Все можно…

С а л и х. Я приду к тебе. Ты живешь все там же?

Д и н а (после паузы). Не надо… Все это для меня не так просто и легко, как для тебя. Я понимаю тебя и ни в чем не виню, пойми и ты… Я хочу, чтобы ты был счастлив. Мне кажется, с тобой что-то случилось! Что-то происходит с тобой? Да? Глаза у тебя другие.

С а л и х. Что происходит? То же, что делает жизнь со всяким человеком. Не более… Какая у тебя зарплата?

Д и н а. Не надо. Ничего мне не надо. (Поднимается, обходит скамейку, становится позади Салиха.)

С а л и х. Ничего-то тебе не надо… Ты хорошая женщина. А я? Не знаю, кто я… Я женюсь скоро. Ты ее видела. Помнишь, на дне рождения? Соня.

Д и н а. Я знаю. Ты не любил еще никого, наверное? Полюби ее! (Шепотом.) Полюби… (Уходит.) Он смотрит ей вслед.

II.5

Осень. Ночь. В большой пустынной гостиной — С а м м а т о в. В руках у него — деревянный чурбак, нож. У двери на краешке гнутого венского стула — старик  И в а й к и н, сторож коллективного сада и давний многолетний приятель Самматова. Оба вполголоса напевают:

Наш паровоз, вперед лети,

в Коммуне остановка.

Иного нет у нас пути,

в руках у нас — винтовка!

И в а й к и н (глубокомысленно). Тепло у тебя, Лукман Идрисыч. Исключительно!

С а м м а т о в. Н-да, печка, стены. Может, и прозимую здесь, на даче.

И в а й к и н. Не понял ты меня! Встретились два друга глухих. «Здорово, кум!» — «К Макару». — «Как живешь?» — «За кадкой!» А я тебе намек даю, Лукман! Общество надо. Вроде общества «Знание». Только под названием: «Закономерность природы и человек». Вода, например, для земли, как для человека кровь, текущая по венам! А любое начало великой реки начинается с чистой капли воды. Так? И эту начинающуюся каплю воды нужно беречь, как мать… своего ребенка. Заводы, да? Это правильно. А души? Если туда, в будущее, пойти с мутью в душах, то никакие очистительные меры не помогут.

С а м м а т о в. Ну и кем ты там, в этой закономерности, хочешь быть? Президентом?

И в а й к и н. Нет, Лукман Идрисыч. Председателем! Президентом никак нельзя. Это тебе не больно какая-нибудь капиталистическая шайка!

С а м м а т о в. А меня кем возьмешь?

И в а й к и н. Тоже председателем! В этом деле все — председатели.

С а м м а т о в. Инфарктный утиль мы с тобой, а не председатели.

И в а й к и н. Нет! Человека тащить еще надо! Ты вот сейчас чурбак строгаешь, красного коня из него вытащить хочешь? А ведь мы лес с тобой рубили, гигантский лес действительности. А души человеческие еще не до конца вытащили из леса! Вот о чем разговор.

С а м м а т о в (после паузы). Всегда было много дела, работы. Теперь — много времени… (Взглядывает на Ивайкина.) Ты… Зачем ты? Ты зачем всю жизнь со мной?

И в а й к и н. Как зачем? Одна судьба. А если рассматривать в полном смысле…

С а м м а т о в. Что в полном смысле? Что? Хватит! Проваливай! Проваливай!

Ивайкин исчезает, тает в двери, как видение. Гаснет свет настольной лампы.

Было ли? Было ли все?

Бьют часы. Как лунатик, бродит Самматов по пустому дому. Бессонница — не заснуть от мыслей. Слева, где гараж, вдруг появляется свет фонарика. Скрипят ворота, что-то падает, звук густой, гулкий… Он прислушивается, выходит.