Диалоги - [42]

С а м м а т о в. Да, оба мы старики с тобой теперь… Меня снимают, Вера. Сегодня принято решение. Говорят, не обеспечиваешь руководства. Хомут, мол, уже не по коню.

В е р а  Я к о в л е в н а. Тебе давно на пенсию пора.

С а м м а т о в. На пенсию? (Взрываясь.) Куда? Сюда? Обсуждать с тобой ежедневно меню на обед?

В е р а  Я к о в л е в н а. Ты же так устаешь!

С а м м а т о в (закрывая глаза, ровно). Стакан горячего крепкого чая. Три куска… сахара.

В е р а  Я к о в л е в н а (опомнившись). Сейчас, сейчас! (Уходит.)

Появляется  М а н с у р.

М а н с у р. Пришел откланяться и выразить свои чувства.

С а м м а т о в (равнодушно). Что нужно?

М а н с у р. Привык смотреть прямо в корень? Сразу: что?

Входит  В е р а  Я к о в л е в н а  с подносом.

С а м м а т о в (ей). Иди, иди к себе…

Жена уходит.

Стишки все пишешь? Статейки твои проглядываю иногда.

М а н с у р. Стишки, статейки… В общем-то правильно. (С усмешкой.) Вчера вот тоже лежу у себя дома. Супруга по хозяйству мурлычет. И вдруг голос чужеродный. Ну, думаю: «Кого это черт принес?» Захлопываю детективчик, жду. Оказывается, старый приятель, не очень закадычный, но все же друг. То-се, тары-бары, ничего нового ни у меня, ни у него нет. Сидим, киваем друг другу, как обычно в таких случаях у нас водится. А приятель этот мой — литератор. Книжечку мне принес с трогательной надписью. Чтобы я ее отрецензировал. (Хохочет.) Так вот, и он тоже меня как бы невзначай спрашивает: «Пишешь что-нибудь?» А сам в это время очки протирает, а глаза у сукиного сына без очков такие, знаешь, темно-коричневые. И с поволокой! И такие еще невинные-невинные и за человечество страдающие! Ну, а я гляжу ему в эти глаза тоже весьма задушевно, а сам думаю: «Бабник ты, наверное, дорогой мой, глаза у тебя такие. Черта с два с такими глазами на лице отвертишься, чтобы не сблудить».

С а м м а т о в (полузаинтересованно). Ну?

М а н с у р. А, схватило? Продолжение будет стоить четвертной. Внучатому племяннику твоему на детсад, а?

С а м м а т о в (доставая деньги). Рубль не на мне зарабатывать надо.

М а н с у р. Не все ли равно, как его заработать? Да, так вот, страдающий за человечество бабник этот, Лукман-абы, тоже никак забыть не может, что писал я когда-то рассказики и стишки. И, представь себе, из чувства долга перед великой мировой литературой забыть не может. Из сострадания к изверившемуся в своих силах таланту. И что за память у людей?

С а м м а т о в. Ну? Короче.

М а н с у р. Видишь, уже короче! Вот я и говорю, это, черт возьми, тебе не шестнадцатый век, когда Шекспир, обыкновенный актеришка, вертел как хотел королями и принцами в своих трагедиях. А сейчас что? Напишешь эпический, можно сказать, эпохальный роман об управдоме, а он еще в твой личный унитаз воду не пустит? Какие у нее, мелкоты, державные чувства могут быть? Какие неумирающие мысли? Или, например, о тебе написать? А ты — человек авторитетный, влиятельный, двигаешь окружающие тебя массы вперед. Прочтешь ты это мое высказывание о себе в художественной форме и, думаешь, не поймешь, какой ты на самом деле великолепный, замечательный, исключительный экземплярчик!.. Да, экземплярчик! Именно!

С а м м а т о в. Хорошо!

М а н с у р. Что хорошо?

С а м м а т о в. Шутить научился?

М а н с у р. Именно шутить! Только шутить! И потому я, как видишь, чист, незапятнан и с трепетом храню твое доброе имя.

Звонит телефон. Самматов морщится, потом нехотя берет трубку.

С а м м а т о в. Кто? Да, я, я… Рад приветствовать, Леонид Степаныч. Да-да… Успею. Разумеется… Задержка оборудования некоторая… (Долго молчит.) Разумеется… да, взаимно! Всех благ! (Бросает трубку.) Звонят, звонят!

М а н с у р. Завод сдаешь?

С а м м а т о в. К первому числу со всеми потрохами. Шесть дней, а огрехов… Будильник куда задевался?

М а н с у р. Дешево ты ценишь меня, оказывается, Лукман-абы. Думаешь, я из-за четвертного пришел? (Вынимает из кармана те же купюры, швыряет небрежно на стол.) Это я так, Лукман-абы, шутки ради. Если бы ты мне не двадцать пять рубликов уделил, а хотя бы двести пятьдесят, то я, может быть, и взял бы. А может, и… не взял.

С а м м а т о в. Не взял?

Мансур неопределенно смеется.

Ну? (Берет деньги, засовывает в карман.) Короче.

М а н с у р. Я по делу, собственно. (Поспешно.) Суть такая. Если в двух словах, ситуация сейчас в редакции весьма благоприятная. Я человек способный, принципиальный. Отличный, наконец, организатор. Если бы с твоей помощью кое-кому подсказать, чтобы обратили внимание на эти мои ценные качества, а? Нужному человеку, короче говоря, в нужную минуту нужное слово, а?

С а м м а т о в (потеряв и последний интерес). Проваливай с богом. Спать мне надо.

М а н с у р. Ну, а как же, Лукман-абы? Замредактора! Вакантное место, понимаешь!

С а м м а т о в. Ступай. Проваливай.

М а н с у р. Так ты поговоришь?

Молчание.

Пень! Старый пень! Только черт тебя разберет, какой породы! (Уходит.)

С а м м а т о в (потирая рукой грудь). Да, день. А росток был… Смысл только в чем?

Звонит телефон.

(Протягивая руку к трубке.) Кто?.. Ну?.. (Повысив голос.) Почему четыре дня? А сегодняшняя ночь? Что ты ее, кошке под хвост бросаешь? Ты мне не болтай! Вылупился, как красное солнышко, и с ходу шайбы забивать?.. Бери за горло заводских технологов, пусть хоть пальцем, хоть чем указывают, что делать!.. Что? Сам приеду.