Диалоги снаружи и внутри - [5]

И в автобусной пробке въезжает в Иерусалим

долгожданный Спаситель, давно ожидаемый всеми.

Чуть потрепаны джинсы, кроссовки в пыли,

молчаливый подросток, чей клоунский рыжий парик

веселит даже кошек и, в общем, совсем не по теме,

он в Шагаловском небе беспечно и юно парит.

«Я сбиваюсь со счета…»

Единственный член Союза белорусских писателей Григорий Релес, всю жизнь писавший на идише, просил своих гостей: «Друзья, а теперь давайте поговорим немножко на идише».

Из воспоминаний

Я сбиваюсь со счета,

суббота —

не время для плача.

Нет следов

на камнях,

и грошовая сдача

заменила наследство.

Горят мои детские книжки,

говорите аф идиш…

Как пес-полукровка,

я не помню родни.

Костью в горле застряли

слова, и неловко

царапают память они.

«Маме-лошн» не знает меня,

но, в наследство вступая,

шевелю непослушно губами:

«Прости и прими…»

«Челюсть вывихнута…»

История – это гвоздь, на который

я вешаю свою шляпу.

А. Дюма

Челюсть вывихнута

от удара времени,

кладбище беременно

вечностью, камни

теряют буквы, форма

становится корнем зуба,

больного беспамятством. Боже,

трава помнит больше,

чем люди. Гвоздь заржавел,

а шляпа все падает

в яму. «Ребе,

как там на небе?»

Камни врастают

в землю как дерево.

Здесь не читают

справа налево.

Горше полыни

молоко памяти.

«Козленок, где твоя мать?»

«Возьмем лепешку, создадим объем…»

Возьмем лепешку, создадим объем.

Чуть кособоко и порой нелепо.

У ангела есть небо,

а у неба дыханье жизни.

Человек теплом согреет плоть

животворимой глины.

Кудрявая головка херувима

цветку подобна, и вдыхает Лина

кармическую заповедь любви

в беспечные смешные колокольцы,

а мир, наполненный зенитным солнцем,

уснул в тени. Собаки спят и дети,

течет неторопливая беседа.

И времени бегущая струя

зависла и сгустилась до мгновенья,

звено в цепи – от выдоха до вдоха,

отброшены сомнения,

жизнь – объем и форма,

та, что сами придаем.

Август

1

Если вас не зашибет падающей звездою,

то пряность травы откроет значенье простых вещей:

колючек каштана шоколадную сущность,

серебряный дождь плакучей ивы.

Одиночество имеет свою цену —

шепота ночной бабочки с закрытым бутоном.

Деревянная скамейка одарит теплом и

замерзшая в дневной суете слеза найдет свой путь,

как звезда на августовском небосводе.

2

Прощание с летом полно печали,

август оставляет в траве желтые кляксы,

собака ковыляет всеми четырьмя,

зеленый чай не утоляет жажды.

Возьми меня вдаль,

но ты лишь киваешь.

Паутина застряла в наших волосах

предчувствием снежной зимы.

«Карусель, растянутая по вертикали…»

Карусель, растянутая по вертикали.

Мы висим напротив друг друга.

В этом мире радость равна печали.

Все укроет летняя вьюга.

Четверть часа движения против правил,

ткется время огненной спицей.

Дребедень проблем как пыльцу сдувает,

если сверху окинуть лица.

Закружит нас в пространстве временном

прекрасно-страстное колесо обозрения.

«Мерцание струек, зеленая кожа металла…»

Мерцание струек, зеленая кожа металла,

купаться в фонтанах у статуй привычка такая

старинная, что не упомнишь начала.

Ленивые стрелки торопятся или отстали —

неведомо, день затухает и бредит устало,

бродя по аллеям старинным, влюбленная пара.

Ей чудится вечной минутная дрожь, не пристало

возвышенный бред ироничным разрушить кинжалом.

Воскресное время мурлычет котом на диване,

уходит столетье, а новое тихо предстанет

блестящей на солнце листвою и прелестью ранней,

влюбленною парой наивной, луною в стакане —

кусочком лимона и смехом полночным счастливым,

и с привкусом счастья улыбкою плачущей ивы.

Мерцание струек уносит мгновенья и годы,

зеленая статуя стала подобьем природы

и корни пустила, под снегом дрожит как живая,

потеет на солнце, сосульками плачет весною,

зеленая статуя в парке над серой рекою.

Безмолвная статуя – мы породнились с тобою,

вросли в берега, где рябины краснеют печально,

предчувствием осени полны, и только отчаянно

безумные чайки кричат над пустою водою,

да стаи ворон на закате, грядущей бедою

полны, но мерцание струек,

но шелест листвы и луна… В мотыльке поцелуя

мерещится вечность, и в струях безумных фонтана

купается статуя, жизнь согревая дыханьем.

Рыцарь письменного стола Рита Мурашова. г. Краснозаводск, Московская обл

Рыцарь письменного стола

Он любил покрасоваться, малость побахвалиться: характер-то рыцарский, а рыцарство это всегда некоторая похвальба.

Юрий Трифонов

Во избежание стандартных «родилась, закончила, работаю» и предупреждая дальнейшую (в стихах) нескромность, предоставляю слово тоже Рите и лучшему другу. «Мой лучший друг. Идеалистка? Наверное. Бунтарь? Немного. Своеобразная? Определенно. А еще это искренний и добрый человек, который всегда придет на помощь, на которого можно положиться, умеющий сопереживать и прощать, но которому иногда немного не хватает уверенности в себе.

Она любит овец и сов, много читать и пить чай литрами.

Любит слушать самую разную музыку (всегда) и петь (иногда).

А еще может питаться сладостями и весь день ходить по дому в пижаме.

Не терпит насекомых, заносчивых и непунктуальных людей, а также несправедливость в любом проявлении.

Пошла бы я с ней в разведку? Не задумываясь».

© Мурашова Р., 2015

Девочка в шаре

Пишу на бумаге тебе:

«Запечатана намертво!»

Но —

искажение! —

не понимаешь фразы,

как не поверил сразу…