В.: Дело только в изменениях ученика?
О.: Открытость нужна педагогу как стиль работы, и даже тогда, когда ученик остановился в своем развитии, когда он из урока в урок пугается и зажимается все больше и больше, ибо у него не получается то же самое ”место”, и всякий раз нужен новый прием лечения...
...Еще одно сходство педагога с дирижером приходит на ум — необходимость авторитета. Причем авторитет формально дается самим положением: заходит учитель — надо встать и ”трепетать”, заходит дирижер -оркестр встает. Но это — внешняя картинка, здесь подлинного уважения и ученического почтения может и не быть. Уважение и авторитет должны возникнуть внутри личности самого ученика (или музыкантов оркестра), они не могут быть спущены сверху, даны извне, получены по протекции. Ученик должен в деятельности и отношении педагога увидеть недосягаемую личность и добровольно принять ее, с радостью сказав себе, что есть у кого и чему поучиться. То есть дело в реальных качествах, реальных данных педагога и подлинных отношениях его к ученику.
Музыкальная педагогика тяготеет к сходству с музыкальным искусством еще и в практике, по уровням мастерства. Например, профессиональный дирижер может и ограничить свою высоту грамотным изучением и разучиванием произведения, его исполнением с показом всех вступлений, — и здесь его мастерство поднимается не выше диспетчера, рассылающего разнарядки... Так и педагог не может быть только репетитором. Как дирижеру необходимо удерживать главную идею исполнения, передавать и внушать ее музыкантам, так и педагог не натаскивает своего ученика бесконечными повторениями пьесы, а пытается понять — что в его жизни не получается и как это отражается на попытках проникнуть внутрь музыки.
В.: Если уж мы коснулись руководящих профессий в искусстве, то, может быть, есть еще его представители?
О.: Педагогу-музыканту свойственны и режиссерские черты. Как и режиссер, педагог должен помочь ученику раскрыть себя и быть заинтересованным в этом. Проще говоря, нужно вывести ученика на поступок. Его нетерпение, брожение избыточных сил должно быть таково, чтобы он (ученик) уже не мог больше находиться в прежнем состоянии относительно концепции постигаемого произведения. Должен совершить поступок, значит, оторваться от поддержек, от костылей и самому пойти. Захотеть пойти, несмотря на долю боязни, захотеть принять на себя ответственность за музыку. Захотеть испытаний и своеобразной ”схватки” с публикой. И этим с ним занимается педагог. Как и режиссер, педагог должен уметь вывести ученика на поступок, то есть совершить ”собою” открытое действие.
В подлинно талантливой игре музыканта всегда усматривается бунт против бездарности, голого профессионализма и даже ”субъективная” революция - свержение отживших традиций и нафталинных канонов. Как и режиссер, педагог выращивает личность ученика, воспитывает в нем смелость, готовит его к наступательной манере общения (на первых порах), к ”защите эстрады” — места обитания музыкальной пьесы здесь и сейчас. Уверенность в себе появляется у ученика конечно же с убежденностью в своей интерпретации, в крепкой технике, но она возникает главным образом потому, что ученик чувствует, что за ним стоит могучая идейная школа - его педагог как реальный носитель определенной гуманистической традиции.
Снова об ученике
В.: Музыкант-ученик. Есть ли что-то особенное в его положении и чем он отличается от человека, скажем, такого же возраста и сходной подготовки, но уже работающего профессионально?
О.: Статус ученика особенный. На определенных поворотах своей судьбы музыкант зависит не только от предыдущего профессионального опыта и образования, но и от смены личностной позиции. Вот молодой человек. Он окончил музыкальное училище, работает концертмейстером и преподает в музыкальной школе. По условиям положения он отвечает за себя и выполняет самостоятельную работу: он лично принимает профессиональные и художественные решения.
Но все меняется после того, как он поступил в консерваторию. И хоть речь идет об одном и том же человеке, но он, снова став учеником, ведет себя уже иначе. Иначе относится к музыке. Меняются также его ожидания относительно будущих возможностей. Появляются знакомые учебные мотивы, потребности и намерения. Центром этих новых ощущений и установок является смена статуса — он опять ученик.
Ученичество музыканта и осознание этого положения связано прежде всего с педагогом (педагогами) и процессом учения. Включение педагога во все основные отношения молодого музыканта (с музыкой, миром, художественной культурой и т. п.) - именно это и меняет положение ученика, делает его специфичным. Он иначе, чем раньше, намеревается утверждаться в музыке, у него иные потребности в общении.
Общение с педагогом в индивидуальном классе осознается учеником как перспектива развития и роста. Но в скрытые ожидания так или иначе просачиваются ”иждивенческие” надежды — на опыт педагога, на его руководство, на его советы во всех жизненно важных учебных моментах.
Это изменение социального статуса музыканта, его личностных установок и делает невозможным анализ положения и развития ученика как субъекта обучения в отрыве от его отношений с педагогом в специальном классе.
