Диалоги о ксенофилии - [53]

– Леди! Что тебя заботит?

Дарья улыбнулась Дону, тряхнула головой, разлив по плечам перевитые жемчужными нитями волосы.

– Извини, я прослушала. Что ты говорил?

– Правда ли, что твоё солнце маленькое, золотистое и горячее?

– Правда.

– Оно в твоих жилах, леди.

– Сейчас в моих жилах шампанское, – рассмеялась Дарья.

Музыка кружила их, как ураган шлюпку. Шедир запел – и тринадцать лужёных мужских глоток подхватили:

Позабудь печали, брат!

Жизнь не ведает утрат.

Смерть – мгновенье, вечен мир,

вечен мира светлый пир.

Возвращайся к солнцу, небу,

слову, музыке и хлебу,

соку виноградных лоз,

запаху цветущих роз,

пей и пой, коня седлай,

пса любимого ласкай,

с другом говори до ночи,

погляди в девичьи очи,

перед женской красотою

вспыхни Новою звездою,

обезумей от любви

и живи, живи, живи!

Волна музыки вынесла Дарью, Дона, Аяна и Джошуа из тесного зала. Чередою комнат, простреленных сквозь окна-бойницы пурпурными полосами света, мимо колонн, немых статуй, фонтанов, строгих картин, базук у окон, в одуряющее жасминно-олеандровое благоухание зимнего сада. И мохнатая зелёная шкура неведомого зверя в зарослях страстоцвета, и шорох потревоженной листвы, и гулкий бой сердца в висках…

_ _ _ _ _

5. Ты встань, пробудись…

Когда она проснулась – в своей спальне, в постели, – всё ещё рдел нескончаемый полаксианский день. Свет дробился на ресницах мириадами микрорадуг.

Аян, заметив, что Дарья открыла глаза, прильнул губами к её щиколотке.

– Сколько я спала?

– Миг или вечность – не всё ли равно? – беспечно ответил Джошуа. – Пока мы вместе, время над нами не властно.

Она потянулась. Джошуа поднял на ладони прядь её волос.

– Тот же запах. Что так пахнет, леди? Кто может противиться зову емшана?

– Не противься, Джо, – Дарья захлестнула прядью, словно арканом, его шею. – Знаешь, куда я зову?

– С тобой – куда угодно, – подал голос Аян.

– В конюшню, – объявила Дарья. Парни расхохотались. – Там Чандра тоскует! И с ней, между прочим, нужно работать ежедневно!

– Фарид был прав, – сказал Аян.

– В чём?

– Удерживать тебя в стенах дома – то же, что удерживать солнечный зайчик.

– А ты думал, я соглашусь сидеть взаперти?!

Джошуа нырнул под кровать и отыскал там наручный фон.

– Гольд, форма для леди Дарии готова?

– Да, сэр. Для леди Дарии и для леди Анны.

– Мы подождём тебя в янтарной гостиной, sunny lady, – Джошуа оторвал Аяна от Дарьи и уволок из комнаты.

Дарья приникла ухом к двери в Асину спальню. За дверью чуть слышно вскрикивал синтезатор и яростно хрипел граф Резанов: «Я удивляюсь, Господи, Тебе! Воистину: кто может, тот не хочет!… Тебе милы, кто добродетель корчит, а я не умещаюсь в их толпе!»

Дарья взялась было за ручку двери, постояла, вслушиваясь не в музыку, а в ментальный пульс Аси, и решила, что сейчас Асю лучше не трогать.

В гардеробной Властительная Мать с изумлением разглядывала сделанные по женским меркам пятнистые костюмы и две пары маленьких сапог.

– Дорогая моя, неужели Вы намерены вести мужской образ жизни? – промолвила она в ответ на Дарьино приветствие.

– А как должна вести себя женщина? – почтительно поинтересовалась Дарья.

– Как приличествует женщине, – доброжелательно, как ребёнку, растолковала Властительная Мать. – Вы госпожа в доме. Что Вам делать за его пределами?

– Как? И Вы никогда не выходите?

– С тех пор, как меня привезли в дом Эбстерхиллов, я не покидала его, – с достоинством ответила старуха.

Дарья задумчиво теребила застёжку куртки.

– Вы правы, Фируза. Госпожа в доме – конечно, такой образ жизни тоже подходит женщине.

– Что значит – тоже?…

– Видите ли, леди, – Дарья говорила почти виновато, – я бывала на многих планетах. Люди живут так по-разному… И у них настолько разные представления о приличиях…

– Что Вы уже не знаете, какие из них верны?

– Наверное, это как с Богом. Каждый верит в Него по-своему. И каждый искренен. И только Бог знает, чья вера Ему угоднее.

– И в какого же Бога верите Вы?

– Я постараюсь по мере сил придерживаться полаксианских приличий, – пообещала Дарья. – Ведь я прилетела сюда по доброй воле. Но, Фируза… – она шагнула к старухе, подняв на неё глаза. – Неужели Вам самой никогда не хотелось вырваться отсюда? Умчаться далеко-далеко? Нестись так, чтобы ветер свистел в ушах? Увидеть, что за скалами на горизонте и куда течёт река? Узнать других людей? Ведь это так интересно – интереснее, чем быть госпожой!

– Может быть, – помолчав, сказала Фируза. – Никак не могу понять, сколько Вам лет… Вы другая. У Вас своя правота. И Вы думаете, мы с Вами, две разные правоты, сможем ужиться?

Дарья улыбнулась ей – и встретила ответную улыбку.

– Бог с Вами, делайте, что хотите. Но если Вас увидит чужой…

– Чужой – на земле Эбстерхиллов?!

– А небо? – напомнила Фируза.

– Кто же станет меня высматривать? – удивилась

Дарья, закручивая волосы. – Ведь женщины не выходят из дома.

– Мне остаётся надеяться, что Ваша подруга хоть чуточку благоразумнее, – вздохнула старуха.

– Во всяком случае, верхом она ездить не станет, – промычала Дарья. Вынула изо рта шпильки и добавила. – Она это называет «передвигаться, зажав между ногами беспорядочно дёргающуюся опору».

– Как верно! – восхитилась Властительная Мать. – Вот с Анной мы поладим. Что Вы уставились на меня с таким страхом, милочка? Я так несносно назойлива и бестактна?