Диалоги о ксенофилии - [31]

Хэйнит сверкнул чёрными глазами и вкрадчиво поправил:

– Теллурийца, святой отец.

– Идите с миром, сын мой, – благостно-невозмутимым тоном произнёс он.

Хэйнит в традиционном приветствии положил ладонь ему на плечо.

– Джарианнон Артур Рэдрик Нэвилл. Ксенопсихолог, эмпат-контактёр, юэнсин седьмого круга.

– Фрэй Антонио Aльдиен. Странник, – с тем же жестом ответил он. – Глубоко ли Вы прозондировали меня?

– Не зондировал и не намерен зондировать. Просто я знаю Вас в лицо.

– Откуда? Если не ошибаюсь, Теллур курируется Террой, а не Хэйн-Дианноном.

– Я полухэйно, полухомо. И по роду своей деятельности бываю на многих планетах – в том числе и на Теллуре. Правда, полулегально. Этих объяснений Вам достаточно?

– Полудостаточно.

– В таком случае, не поискать ли нам для беседы место поуютнее?

– Извольте, – сдержанно ответил Альдиен.

– Вы когда вышли из син-ро?

– М-м… Если в ваших мерах…

– Значит, голодны, – решил Нэвилл.

Они поднялись по галереям висячих садов на террасу, увитую лианами лиловых лилий. Здесь ели. Ложками, щипцами, палочками и руками; стоя, сидя, лёжа и на коленях; за столами разной высоты и формы или вокруг разостланных на полу циновок… Как видно, хозяева этого уютного уголка (забавно было назвать его про себя просто харчевней) постарались учесть все вкусы, все обычаи.

«С возвращением, Одиссей!» – воскликнули за дальним столом. И с другой стороны донеслось: «Вайдзи-ланг-сэй, Джарианнон!» И ещё кто-то прокаркал что-то непонятное, и Нэвилл успевал отвечать на все приветствия сразу, а из-за цветущей колонны выпорхнула, протягивая ему обе руки, прелестная девушка в шортах и разлетайке из бус:

– Здравствуй, Одиссей! Явился, наконец – «глаза наполнив тысячами звёзд»!

– Привет, Тин, – Нэвилл запечатлел на её щёчке непринуждённый поцелуй. У девушки от удивления округлились и заблестели глаза. – Увы, звёздами не наполнишь желудок.

– Ты говоришь так только после туннельного поста, – недоверчиво фыркнула Тин, идя с ним в обнимку к свободному столу. – Отъешься и опять улизнёшь. Так и быть, угощу тебя рагу из амблонгусов.

– Тин, крошка, ты одна меня понимаешь.

– А что любите Вы, сударь? – девушка приветливо глянула на Альдиена.

– Всё, что получу из Ваших рук, сударыня.

Тин польщённо улыбнулась.

– Откуда Вы родом?

– С Терры.

– Тогда спаржа с беконом – чтобы Хэйн не показался Вам слишком чужим. Идёт?

– И глинтвейн, – подсказал Нэвилл. – Лучшее средство от ностальгии.

– Тебе-то откуда знать, что такое ностальгия, бродяга? – Тин присела на краешек стула, не сводя с Нэвилла сияющих глаз. – Из каких ты далей? С какими небылицами?

Нэвилл положил ей на ладонь гладкий блестящий камешек.

– Это тебе. Талисман из короны владычицы Рлунха, пятой планеты Бетельгейзе.

Тин восхищённо ахнула.

– Талисман из короны Бетельгейзе! Она далеко, эта звезда?

– Безумно далеко.

– И он – настоящий, волшебный?

– Самый настоящий. Исполняет желания.

– Тогда… – Тин призадумалась. – Я хочу…

– Не исполнится, – серьёзно предупредил Нэвилл. – Ведь в сердце своём ты не хочешь этого. А только хочешь хотеть.

Тин, притихнув, спрятала камешек в причёску. К столу подъехал кибер с заказанной снедью. Девушка вдруг спохватилась: «Ой, у меня столько дел!.». – и исчезла. После неё осталось облачко тонкого звона танцующих бус.

Хэйнит и теллуриец глянули друг на друга. Начал Альдиен.

– У Бетельгейзе появилась планетная система? – процедил он.

– Что за важность? – легкомысленно парировал Нэвилл. – Я выбрал название поэкзотичнее.

– С кем Вы играете? С истиной? Или с женщиной?

– Что женщине постная истина?

– Постная? – Альдиен заломил бровь. – В ней бьётся яростное сердце.

– Для того, кто вспоил её своей кровью. А женщина ждёт от нас игры, праздника и сказки.

– Любая?

– Я похож на человека, склонного к нелепым обобщениям?

– Кто знает.

– В унлатхе нет определённого артикля, – посетовал Нэвилл. – Я говорил только о Тин. Её ум не замутнён ни страданиями, ни размышлениями. И это придаёт ей особую прелесть, не правда ли?

– Вам виднее. Впрочем, благословен мир, в коем женщины не ведают страданий.

– Что ж, я рад, что Вас не шокируют здешние нравы.

– Вы не вправе утверждать это определённо. Ибо тестировали меня столь явно, что, будь на моём месте самый косный обскурант – и он не устоял бы перед искушением продемонстрировать поведенческие реакции, противоположные ожидаемым Вами.

– Сформулировано тяжеловесно, но убедительно, – засмеялся Нэвилл, нисколько не смутившись. – Однако мы уклонились. Итак, обскурант и лицемер, обуреваемый духом противоречия – что с Вами всё-таки приключилось?

– Я был убит.

У Нэвилла отяжелели скулы.

– Чего и следовало ожидать, – проворчал он. – В бою?

– Из любознательности.

– Что?…

– Мои соотечественники, любители тестов, выясняли, не заговорён ли я от стрел.

– Да Вам просто чертовски повезло. Ведь тяга к познанию могла вдохновить добрых теллурийцев и на более изощрённые эксперименты.

– Я говорю о своём народе, мессир Нэвилл, – сухо заметил Альдиен. – Вы же – о чужом.

– Мой народ – все гуманоиды хэйнитской расы, – заявил Нэвилл. – Здесь водятся чудаки и похлеще, включающие в круг своих всё разумное и даже всё живое. Вы пришли в мир иных горизонтов, Фрэй.