Диалектика познания - [14]
В классической физике казалось все ясным и понятным в окружающем мире. Можно сказать, что многовековая работа по созданию стройного здания буржуазного мировоззрения почти целиком была завершена. Оставались лишь отдельные и мелкие детали, которые по какой-то досадной причине не укладывались и не находили себе места в сотворенном здании мировоззрения. Это - (1) опыт Майкельсона, (2) излучение черного тела и (3) что-то неладное происходило с пространством и временем. Имелись, конечно, и другие детали, но о них в тот момент не стоило всерьез беспокоиться.
Так закончился «милый сердцу» XIX в - век восходящего капитализма. А затем, пишут историки науки - вдруг начался переворот сложившихся представлений - настоящая революция в физике.
Говорят, что причиной переворота явился скромный «квант действия», незаметно проникший в физику на пороге XX века. Этот квант был вначале настолько неприметен, что загадочную его «революционную» силу не сумел обнаружить его собственный изобретатель Макс Планк.
Другие говорят, что две неприметные тучки на ясном небе классической физики: опыт Майкельсона и излучение черного тела, - вдруг разрослись до огромных размеров, заволокли ясное небо физики и разразились бурея с грозой. Надо заметить - все, что угодно, но эта гроза с бурей не освежили атмосферу науки.
Третьи историки начало переворота в физике связывают, так сказать, с естественным ходом развития науки: сначала открытие радиоактивного излучения, затем открытие радиоактивного распада и, наконец, открытие двух теорий относительности Эйнштейна, объяснившие, якобы, то неполадки в пространстве и времени, толчки которых уже давно ощущались многими физиками.
Так объясняют и историки, и некоторые физики причины начавшейся революции в физике XX века. Саму же революцию они усматривают в том, что классическая физика уступила свое монопольное место, значительно была потеснена релятивистской и квантовой физикой. Таковы представления, но не такова реальная действительность.
Действительность, кто захочет в ней разобраться без предрассудков, состоит в том, что никакой научной революции в физике еще не происходило. Дело обстоит как раз наоборот тому, о чем говорят буржуазные историки и физики. То, что они принимают за революцию, всего-навсего буря в стакане воды: (1) лихорадочные попытки выбраться из тупика, в который попала буржуазная физика в ходе своего «естественного развития» и (2) попытки, похожие на конвульсии, направленные на то, чтобы объяснить необъяснимые явления, которые все более обнаруживаются людьми по мере проникновения их вглубь материи.
Современный буржуазный физик и историк предпринимают героические усилия, чтобы убедить своих современников и себя в том числе, что релятивистская и квантовая физика - большой шаг вперед по сравнению с классической физикой; будто две теории относительности Эйнштейна объяснили те загадочные неувязки во времени и пространстве, перед которыми в беспомощности останавливались многие великие умы, начиная с Ньютона. Но буржуазный физик при этом (1) не хочет задуматься над теоретико-познавательными основами, на которых им возводится здание современной физики и (2) упорно не хочет понять, что физический мир, с которым ему приходится сталкиваться в XX веке, принципиально отличен от того мира, который ему пришлось изучать в XIX веке. Буржуазный физик не хочет и не может согласиться с тем простым фактом, что он не подготовлен как в методологическом, так к в мировоззренческом отношении к пониманию микромира. Он может добывать множество отдельных фактов, может всю свою жизнь трудиться и не без успеха накапливать частности этого мира, но как только дело доходит до того, чтобы связать воедино добытые факты, накопленные частности, - объяснить мир, - здесь буржуазный профессор становится совершенно беспомощным и здесь, как отмечал В. И. Ленин, ни одному слову буржуазного профессора верить нельзя.
Лучшее, что можно было бы придумать в целях прогресса физики, это - не слушать буржуазного физика, что бы он далее не писал и не говорил относительно микромира. Он и без того за последние полстолетия столько наговорил, нагромоздил такой Монблан, что в нем не разобраться и нескольким поколениям потомков, если бы у них вдруг возникла большая охота заниматься раскопками. Нам же, современникам буржуазного физика, приходится невольно заниматься раскопками, этим почти бесполезным делом, и тонуть при этом в шумах, источаемых физиком и его историками. Другого пути нет. В своем «несчастье» мы сами повинны, потому что (во-первых) слишком долго прислушивались к Копенгагену или Принстону и (во-вторых) не смогли найти своего самостоятельного пути в микромир.
Прежде всего, нам следует удостовериться, что современная физика составлена наполовину из математики и на вторую половину из механики, а современная механика (квантовая) в свою очередь состоит наполовину из той же математики и наполовину из классической механики. Таким образом, какой бы вопрос ни рассматривался в современной физике, это - 3/4 математики плюс 1 /4 ньютоновской механики.
Насколько современная математика наполнена реальными понятиями реальных вещей действительного мира; чем она отличается от классической того времени, когда завоевала себе нынешний авторитет - об этом будем говорить позднее, при рассмотрении «меры количества». Сейчас, забегая несколько вперед, подчеркнем лишь следующее.
Автор использует метафору "запутаться в трех соснах" для характеристики неразберихи, которая часто царит в науке вообще, и в математике в частности, при стихийной работе процесса познания. Автор выделяет триаду "Явление -- Образ -- Понятие", и анализирует различные варианты взаимосвязей между членами триады в процессе познания. На основе анализа триады "Явление -- Образ -- Понятие" критикуются идеалистические подходы к построению математических теорий. Делается попытка дать математике строго материалистическую трактовку как "науки о количествественной стороне материального мира", вопреки распространенной идеалистической трактовки математики как "свободной игры ума", или даже как "универсального языка науки".
"В настоящее время большая часть философов-аналитиков привыкла отделять в своих книгах рассуждения о морали от мыслей о науке. Это, конечно, затрудняет понимание того факта, что в самом центре и этики и философии науки лежит общая проблема-проблема оценки. Поведение человека может рассматриваться как приемлемое или неприемлемое, успешное или ошибочное, оно может получить одобрение или подвергнуться осуждению. То же самое относится и к идеям человека, к его теориям и объяснениям. И это не просто игра слов.
Лешек Колаковский (1927-2009) философ, историк философии, занимающийся также философией культуры и религии и историей идеи. Профессор Варшавского университета, уволенный в 1968 г. и принужденный к эмиграции. Преподавал в McGill University в Монреале, в University of California в Беркли, в Йельском университете в Нью-Хевен, в Чикагском университете. С 1970 года живет и работает в Оксфорде. Является членом нескольких европейских и американских академий и лауреатом многочисленных премий (Friedenpreis des Deutschen Buchhandels, Praemium Erasmianum, Jefferson Award, премии Польского ПЕН-клуба, Prix Tocqueville). В книгу вошли его работы литературного характера: цикл эссе на библейские темы "Семнадцать "или"", эссе "О справедливости", "О терпимости" и др.
Эта книга — сжатая история западного мировоззрения от древних греков до постмодернистов. Эволюция западной мысли обладает динамикой, объемностью и красотой, присущими разве только эпической драме: античная Греция, Эллинистический период и императорский Рим, иудаизм и взлет христианства, католическая церковь и Средневековье, Возрождение, Реформация, Научная революция, Просвещение, романтизм и так далее — вплоть до нашего времени. Каждый век должен заново запоминать свою историю. Каждое поколение должно вновь изучать и продумывать те идеи, которые сформировало его миропонимание. Для учащихся старших классов лицеев, гимназий, студентов гуманитарных факультетов, а также для читателей, интересующихся интеллектуальной и духовной историей цивилизации.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.