Диагноз: Любовь - [4]

Мы качаем головами. Теперь ясно, что нас подслушивали.

Джошуа Питер потер висок, делая вид, что прислушивается к голосам духов.

— Она долгое время болела?

— Нет, — отвечаю я в микрофон и умолкаю. Нашу маму звали Сильвия Беллинджер-Кэмпбелл, и она погибла в автокатастрофе четыре месяца назад. Но я ему этого не скажу.

— Я вижу желтуху… Потерю веса. Проблемы с печенью, болезнь, приковавшую ее к постели, — продолжает он.

— Это не о нашей маме, — отзываюсь я. Затем обращаюсь к сидящей рядом женщине: — А вам это ни о чем не говорит?

— Мой сосед был парализован. Он был прикован к постели. — Женщина пожимает плечами.

— Кто здесь близнецы? — внезапно спрашивает Джошуа Питер, и это вынуждает нас с братом непроизвольно выпрямиться в креслах.

— Мы, — подаю голос я, бросая взгляд на Бена, который кивает в ответ.

Наконец-то попал в точку! Однако так ли уж сложно было догадаться, если у нас обоих рыжие волосы и одинаковые улыбки? Хотя, если уж до конца быть честной, с тех пор как мы тут оказались, никто из нас не улыбался.

— Хорошо, я обращаюсь к вам, — решает Джошуа Питер. — Та личность, о которой говорит мне ваша мать, еще не ушла от нас, но она очень больна. Между этой личностью и вашей матерью существует параллель, из чего я могу заключить, что они из одного поколения. Это личность, которая могла бы быть вашей матерью. Это лучшая подруга вашей мамы? — предполагает он.

Лучшая подруга нашей матери — это Джессика ДеМатто, они были соседками по комнате во время учебы в медицинском колледже. Джессика оставила медицину и стала модельером, теперь она получает миллионы долларов, зарегистрировав свою торговую марку «Джекси Джинс», под которой расходятся сшитые исключительно на заказ костюмы. В последний раз мы видели ее во время похорон мамы, и выглядела она прекрасно, никак не походя на человека, который вскоре собирается покинуть этот мир из-за проблем с печенью.

Я быстро просчитываю в уме, может ли это относиться к матери нашей мамы, Еве, которая переехала к нам еще в ту пору, когда мама уезжала в Гренаду. Нет, не сходилось тогда, не сходится и сейчас. С одной стороны, бабушка умирать не собирается. С другой, единственная личность, которая могла бы быть нам матерью, это наша мама.

— Лучшая подруга нашей матери не больна, — говорю я в микрофон.

— Однако мы ее давно не видели, — добавляет Бен и дает мне повод для предостерегающего взгляда, а Джошуа Питеру — новый простор для предположений. Подумаешь, он догадался, что среди аудитории есть близнецы. В числе каждых девяноста новорожденных одна пара окажется близнецами.

— Ваш отец уже покинул этот мир? — спрашивает Джошуа Питер.

— Нет, он с нами, — говорю я, хотя, конечно, отец не совсем с нами, поскольку он сейчас в Мэриленде, где пытается без посторонней помощи установить в доме центральный кондиционер. Ну вот, я опять не успеваю справиться со своим буйным воображением, и в моем мозгу возникает видение: бездыханный, с обуглившимися волосами отец, лежащий на полу в окружении перепутанных трубок и проводов…

— Кто из вас собирается переехать в Англию? — задает следующий вопрос Джошуа Питер.

Я только качаю головой, в этот раз даже не глядя на Бена. Это абсурд. Бену предстоят еще три года в семинарии, а мне в течение десяти месяцев практики не следует менять место жительства, поскольку я считаюсь обслуживающим персоналом Медицинского центра Сент Кэтрин. Все это рассчитано и распланировано. Ни один из нас не собирается никуда ехать.

— Никто не собирается.

— Что ж, ваша мама передает свои поздравления. Кого-то из вас ждет свадьба, а кого-то — переезд в Англию. Я чувствую, как исчезает ее энергия, — говорит Джошуа Питер. — Просто знайте, что ваша мать с вами и она любит вас.

«Ваша мать с вами, и она любит вас», — бормочу я, пиная камешек, и с запозданием замечаю на нем надпись «Геброн». После шоу Бену захотелось пройтись до Института Чатокуа, и, когда мы спускались вниз по склону холма, брат, приблизившись к озеру, заметил топографическую карту Палестины, выложенную на небольшом травяном газоне у самой воды. Вокруг ручейка, обозначенного как «Мертвое море», белели разбросанные камешки, а рядом был земляной холм, который из-за сегодняшнего дождя превратился в кучу раскисшей грязи. Согласно надписи на щите эта карта была выложена в 1874 году с благой целью — рассказать людям о библейских путешествиях. Бен, как истинный семинарист, заинтересовался, а вот я так расстроилась после шоу, что в любой момент готова была расплакаться. «Вот что получается, когда полагаешься на суеверие», — думаю я.

— Извини, что притащила тебя сюда. Даром потратили время.

— Ну не совсем ведь даром. Кое-что оказалось правдой, — задумчиво произносит Бен. Он идет впереди, шлепая по грязи от «горы Вифлеем» к «горе Аримафея».

— Например?

— Про близнецов. И он знал, что мама была офтальмологом.

— Он сказал — оптиком, — возражаю я. Моя нога соскальзывает в грязное «Мертвое море».

— Многие люди неправильно называют эту профессию. А еще он упомянул про тетю Велму.

— У нас нет тети Велмы! Это лишний раз доказывает, что они пользуются «жучками».

— Но мы говорили о ней перед тем, как зайти в амфитеатр, — замечает Бен, сворачивая в сторону и забираясь на небольшой валун, обозначенный как «гора Хермон». Я не помнила, где в Библии упоминается гора Хермон, и уже собралась спросить, что там с ней произошло, однако тут ветер донес до меня тихий голос Бена. Он говорил что-то о свадьбе и венчании.