Диагноз - [55]

Слепец кивнул.

Стоя в прихожей, Удавка осторожно снял грязные сандалии, головной убор и накидку и сложил все на деревянную скамью. Потом он вышел в маленький, но безупречно чистый дворик с каменным алтарем Зевса. Гермес следовал за хозяином, прижимаясь к его ногам. Из открытого дворика можно было попасть в три маленьких помещения размерами не больше комнатки раба, входами в которые служили простые проемы в стенах, лишенные дверей или занавесей. Кефал вошел в одно из помещений, служившее одновременно спальней и ванной. В комнатке с трудом умещалось деревянное ложе. Спальня освещалась двумя подвешенными к потолку на цепях масляными светильниками. Кефал бросил на пол тяжелый мешок и снял оставшуюся одежду.

Сначала деньги. Деньги чисты, но пачкаются от прикосновения человеческих рук и тел. Он извлек из мешка два серебряных слитка и принялся поливать их водой и тереть древесной сажей и бронзовым скребком. Вода лилась Кефалу на ноги и по каменному полу стекала в сточное отверстие в углу. Кефал снова повторил цикл. Вода, древесная сажа, скребок. Старик раб, шаркая, вошел в спальню, неся горячую воду в бронзовом сосуде, который он ощупью поставил на жаровню с раскаленными углями. Кефал благосклонно потрепал раба по плечу и снова принялся упорно мыть и чистить слитки серебра по десять мин каждый. Когда слитки заблестели, Кефал смазал их оливковым маслом и благовониями. Два других слитка он отчистит перед рассветом.

Теперь настало время заняться собой. Он облился горячей водой и начал бронзовым скребком втирать в кожу древесную золу. Кефал ожесточенно тер тело бронзовым скребком, стараясь содрать с себя верхний слой кожи, грязь и кровь города, стараясь стать таким же чистым и непорочным, как два слитка серебра, блестевшие на ложе в пламени светильников. Зола и оливковое масло образовали толстый слой по всей поверхности его тела, подчеркивая форму мощных мышц рук и груди. Кефал снова и снова посыпал тело золой и беззвучно тер кожу шершавой бронзой. Мазь из оливкового масла и древесной золы постепенно смешалась с грязью и чешуйками кожи. Кефал вылил на себя еще один ковш воды. Кожа горела, тело, даже в интимных местах, стало красным. Казалось, человек лишился кожи и стала видна сырая плоть. Кефал очистился, теперь он готов выйти в город и снова приняться за работу. Эта работа была чужеродна, не будучи частью его тела. Еще раз. Кефал снова покрыл тело смесью оливкового масла и древесной золы и молча, извиваясь от боли, принялся тереть кожу бронзовым скребком. Закончив, он облился теплой водой и осторожно втер в кожу тонкий слой оливкового масла и благовоний. Потом Галлах отмоет каменный пол.

Близилась полночь. Кефал вместе с верным Гермесом, который ни на шаг не отставал от хозяина, как был, голый, вышел во дворик и направился в следующую комнату. Войдя, он остановился, размышляя. На столе были разложены планы города, папирусы, покрытые греческими, египетскими и ассирийскими письменами. В двух шкафах лежали аккуратно сложенные хитоны различных размеров и цветов, залатанные хламиды, накладные бороды и парики, глиняные носы и головные уборы. Кефал выбрал чистый белый хитон, сандалии на толстой подошве и маленькую шапочку. Он медленно и тщательно оделся, словно человек, которому предстоит держать речь перед собранием граждан. Однако сегодня он не предстанет перед народом. Он будет работать во тьме — на улицах и в тюрьме. В тюрьме он бывал многократно, предварительно подкупив сторожей.

Из маленькой каменной вазы с отверстием не больше мизинца Кефал извлек короткую удавку. Кольца тонкой, но необычайно прочной бечевки он обмотал вокруг пояса, а потом достал из маленького поставца зазубренный персидский кинжал. Этим оружием Кефал пользовался в самых редких случаях, потому что из причиненных этим кинжалом ран кровь хлестала ручьями.

Кефал положил оружие в висевший на шее мешочек, спрятанный под накидкой, и вышел в ночь. Несколько мгновений он постоял на пороге, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. На противоположной стороне, вдоль улицы, длинной оштукатуренной змеей тянулась череда серых домов. Они были темны и молчаливы. Кефал знал о своих соседях все: род занятий, передвижение по городу, их жен, детей, рабов и наложниц. Соседи же не знали о нем ничего. Для них Кефал был малопонятным путешественником и торговцем, который тихо появлялся и снова исчезал, пользовался услугами единственного слепого раба и никогда не принимал гостей. Так же был устроен и другой дом Кефала, в котором жили раб и собака.

Шел дождь. Тяжелое, угольно-черное небо начало разрешаться от бремени влаги.

Удавка прислушался. Вдали послышались молодые голоса. Кефалу даже показалось, что ветер донес до него слабый аромат душистого табака. Именно туда и направился Кефал. Дойдя до улицы храма Зевса, он пошел от храма на север, на голоса. По обеим сторонам улицы, словно одинокие скалы, возвышались темные дома. Он шел пружинистым, мощным шагом, он был выпущенным из пращи камнем, камнем, бесчувственным к дождю и ветру. Кефал свернул с главной дороги на узкую кривую улочку. Улочки перетекали одна в другую, извиваясь и пересекаясь в разных направлениях, как змеи, свившиеся в клубок. Он шел вперед, не оглядываясь и не прислушиваясь. Шестое чувство подсказывало Кефалу, что никто не преследует его. Он был один, один, как темный камень, летящий в пустом пространстве. Голоса, приблизившись, стали громче. Кефал нырнул в проулок и прокрался к темному общественному источнику. Здесь он увидел их и их факелы. Трое. Он ясно различал их лица, мерцавшие в пляшущем свете факелов. Он различал их рты, молодую поросль на щеках и подбородках. Они стояли на углу улицы и пили вино, передавая друг другу сосуд. Они отправились дальше, и Кефал, словно невидимка, последовал за ними. Факелы освещали кирпичные стены домов, траву, камни на дороге, их фигуры. Но ни один луч света не упал на Кефала. Он остался темным камнем, неприкасаемым для света. Кефал извлек из сумки удавку и двумя длинными петлями намотал ее на запястье.