Дхарма в аду - [26]

Мне очень хотелось, чтобы тело отца оставалось ещё какое-то время в доме – хотя бы неделю или несколько дней. Сейчас всё делается так быстро, в такой спешке, а я хотел попрощаться с ним по-людски, как это бывало в старые времена. Я хотел провести с отцом больше времени – вспомнить все радости и печали, погоревать о нём. Путь на кладбище дался нам нелегко. Моя мать, которая довольно хорошо держалась всё это время, начала сдавать: «Я просто не могу поверить, что это происходит – что мы едем хоронить твоего отца». Оставшиеся три дня я провёл с матерью. Мне это было просто необходимо, а уж для неё моё присутствие было ценнее всех сокровищ на земле.

Я чувствовал себя довольно нелепо, когда, возвратившись к воротам тюрьмы на такси, просил пропустить меня внутрь. В этой тюрьме в увольнительные редко когда отпускали, поэтому охранники на воротах просто не знали, что со мной делать. Тот, что в конце концов впустил меня на проходной пункт, с очевидной для нас обоих иронией сказал: «С возвращением!» Всего пара минут ушло на доскональный обыск – «ну-ка, прошманайте этого типа как следует». Затем мне приказали сменить свою гражданскую одежду на тюремную робу. И тут мне бросилось в глаза, как быстро изменилось поведение охранников, как только я предстал перед ними в обычной одежде заключённого. К ним тут же вернулось их обычное пренебрежительное отношение, и они сразу же пустили в ход свои циничные – «твоя задница снова в надёжных руках» – присущие всем тюремщикам, подколки. Ну что ж, по крайней мере, у меня не осталось сомнений, что я вернулся «домой».

Несмотря на то, что я был постоянно занят своими обычными делами и расписание моё было довольно плотным, после возвращения из увольнительной я постоянно пребывал в глубоких раздумьях, и меня просто уносило потоком запутанных, непредсказуемо сменяющих друг друга эмоциональных состояний. Мои дни и ночи были окрашены в цвета гнева и печали, страха и одиночества, ощущения пустоты и болезненного желания. Все эти эмоции перемежались со спокойствием и даже радостью в те моменты, когда я был в состоянии принять и отпустить всё, что со мной происходило. Все эти состояния приходили и исчезали сами по себе, без какого-либо моего участия.

Ничто не смогло подготовить меня к смерти одного из родителей – ни моя одиннадцатилетняя работа добровольцем тюремного хосписа, ни более чем двадцатилетняя практика медитации, ни даже смерть моего собственного духовного учителя. Отец всегда был для меня важным жизненным ориентиром, той неизменной составляющей, с которой я даже время от времени пытался бороться. В последние годы мы сильно сблизились и регулярно общались по телефону. Последний раз мы разговаривали всего за несколько дней до его последней госпитализации. Я знал, что люблю своего отца, и постоянно ему об этом говорил. Но лишь в траурном зале, когда я увидел его безжизненное тело, выставленное в гробу для ритуала прощания, я осознал, насколько сильно я его любил. Его смерть разбила мне сердце.

Я подвёл немало людей в своей жизни – отца, мать, своего учителя, сына и многих других. По какой-то причине людей тянуло ко мне, и многие были ко мне очень добры. Это удивительно, и это вдохновляет меня провести свою жизнь с пользой – приносить другим пользу тем или иным способом.

Последние пять лет я учился у Роси Берни Глассмана, вдохновлённый его уникальным методом созерцательной социальной деятельности. Когда я освобожусь, я хочу вместе с другими активистами работать над созданием коммуны миротворцев, в задачи которой будут входить помощь заключённым и создание инициатив по реформированию исправительной системы. Я просуществовал в этой системе достаточно долго, и она внесла свой вклад в формирование моей личности. Я никогда не смогу просто от неё отмахнуться.

Устремление буддистов направлено на то, чтобы воспринимать всех живых существ как свою семью, и я знаю, что все заключённые – это мои братья и сёстры. Ситуация в тюрьмах США становится всё хуже, и задача нам предстоит не из лёгких – обратить вспять нынешние тенденции, инициировать реформы, оказывать помощь миллионам попавших в трудное положение мужчин, женщин и детей, столкнувшихся с реалиями системы. Кажется, что тут работы хватит на многие поколения активистов. «Миссия всей жизни» звучит, конечно, красиво, но для меня это реальная работа, которую я действительно хотел бы довести до конца.

Глава 8 Трансформация препятствий в путь

Оригинал – транскрипт выступления Флита через две недели после освобождения, Боулдер, 1999.

Когда практикующий буддист попадает в тюрьму на 14 лет, невольно возникает вопрос: «Как такое вообще могло случиться?». В тюрьме не часто встретишь практикующих буддистов со стажем.

Моя жизнь на заре 60-х проходила под знаком поиска чего-то истинного и настоящего. На этот поиск меня вдохновляли воспоминания детства, когда жизнь казалась мне волшебным приключением. Я ясно помнил времена, когда меня окружала сказка, и также ясно я помнил момент, когда эта сказка окончилась. Я так и не смог смириться с той естественной потерей невинности, которую обычно называют «взросление». Я очень тосковал по тому ощущению, когда кажется, что ты открыт всему миру и связан с ним. Желание вернуть это ощущение привело меня к полному разочарованию в социальном и религиозном устройстве мира и подвигло на серьёзные духовные поиски.