Дхарма в аду - [17]

Но со временем я пришёл к выводу, что практикующий буддист, который свободен от теистического воззрения и обладает обычным мирским пониманием духовности, может найти общий язык с последователями любой конфессии. Буддизм характеризуется отсутствием застывших догм, его подход к жизни и смерти основан на опыте. Буддизм признаёт непостоянство реальности. Фундаментальная основа буддизма – безусловная добродетель (природа Будды) – это что-то, что хорошо понятно каждому пациенту, и что он может с лёгкостью принять.

Рауль…

Одним из больных, с кем мне пришлось работать, был мексиканец лет пятидесяти пяти. Это был его первый срок, и в тюрьму он прибыл совсем недавно. Здесь ему и поставили диагноз – рак желудка и рак лёгких в терминальной стадии. До того, как его поразила болезнь, это был сильный, властный человек – глава двух семей, одна из которых жила в Мексике, другая в США. Вся его жизнь была разрушена в один миг, и поэтому он был очень зол на весь мир. Общение с Раулем давалось мне нелегко. Иногда я даже не понимал, зачем он попросил помощи у добровольца хосписа. Его соседом по палате был его собственный друг, и он отлично справлялся с той работой, которую обычно делали добровольцы. Я просто не понимал, зачем ему понадобился я, тем более, что он явно не стремился раскрывать мне свою душу. Равнодушие пациента к визитам добровольцев хосписа – это из ряда вон выходящее явление.

Каждому работающему заключённому предоставляется ежегодный отпуск. Свой очередной отпуск я собирался провести в своей одноместной комнате – провести интенсивный ретрит по медитации. В первый же день десятидневного «отпускного» ретрита моё затворничество было нарушено охранником, который сообщил, что меня срочно вызывают в онкологическое отделение хосписа. Раулю резко стало хуже.

Следующие пять дней я проводил по 4–5 часов ежедневно, сидя у кровати злющего парня, который до этого едва ли со мной разговаривал. Раньше он просто прогонял меня, когда я заходил его проведать. Теперь же – когда грянул кризис – стало ясно, что он рад моему присутствия, а значит, я должен был что-то сделать для него.

Рауль едва мог разговаривать. Несмотря на воздействие морфина – он и принимал его внутрь, и получал внутривенно – его мучили сильные боли. Необходимость отхаркивать мокроту вынуждала его просыпаться каждые пять минут.

Я сидел возле кровати, наблюдая за его и своим собственным дыханием, и размышлял о смерти. Каждый раз, когда он просыпался, я помогал ему приподняться и сплюнуть в зелёный пластиковый таз, который был у меня наготове. Та близость, которая возникает между больным и тем, кто о нём заботится, позволила нам оставить позади всё, что мешало до этого нашему общению. Когда Рауль начинал беспокоиться, я советовал ему успокоить дыхание. Он мог выговорить пару слов, чтобы дать мне знать, что у него приступ боли, но в основном наше общение заключалось в том, что мы просто были вместе.

Во время ухода за Раулем мне не нужно было касаться религии или духовности. Эту задачу взял на себя его друг и сосед по палате – американский индеец, страдающий раком. Он же и вёл телефонные разговоры с семьёй Рауля. Ещё один пациент – испанец, который тоже проводил с ним много времени – всё время беззвучно читал молитвы, перебирая в руке чётки.

До самой смерти Рауля я делал всё возможное, чтобы поддержать его. Мне кажется, это и есть суть помощи – духовной или любой другой – особенно, когда человек стоит на пороге смерти.

Кларенс…

Он был таким рослым, что его тело не умещалось на кровати. «Кларенс, ты меня слышишь?». Слегка повернувшись, он немного приоткрыл глаза. Дыхание его было неглубоким и явно давалось ему с трудом. «Привет, Кларенс. Я один из добровольцев, работающих в хосписе. Священник должен был тебя предупредить, что я приду».

Кларенс кивнул головой, но явно был полон сомнений. Тюремный капеллан сказал мне, что Кларенс исповедует буддизм. И поскольку я был единственным буддистом среди добровольцев, меня направили к нему. Из-за воздействия лекарств выглядел он довольно вялым. У него был запущенный случай рака лёгких, и жить ему оставалось совсем недолго. Несмотря на то, что он умирал от рака, его огромное тело было на вид вполне здоровым. Он дышал хоть и с трудом, но не так отрывисто и часто, как те, кто уже находится при смерти.

Я сказал Кларенсу, что я буддист. Он никак на это не прореагировал. Я потом уточнял у капеллана, не ошибся ли он, но тот настаивал, что Кларенс каким-то образом связан с буддизмом. В следующие несколько своих визитов я уже не касался этой темы. На тот момент Кларенс почти не общался со мной. Он лишь иногда открывал глаза и, глядя на меня, тяжело дышал.

Однажды я принёс ему открытку, на которой была изображена статуя Будды – хотел посмотреть, как он прореагирует. Никакой реакции. Тогда мне стало действительно не по себе. Возможно, он был рьяным баптистом или исповедовал какое-то другое учение, а я тут размахиваю изображением Будды у него перед носом. С этого момента я оставил все попытки разобраться с религиозными убеждениями Кларенса и сконцентрировал своё внимание на том, чтобы облегчить его страдания и помочь преодолеть страх.