Дежурный по звездам - [2]

— Вы не против, если я провожу вас? — спросил он.

— Дорога здесь широкая… Места всем хватит, — девушка задорно тряхнула кудряшками.

— Спасибо и на этом.

— Вы не голубятник?

— А почему так решили?

— Мой брат гонял голубей. Он, как и вы сейчас, всегда смотрел вверх.

— Я летчик, — он немного помедлил. И сказал как можно проще, чтобы она не подумала, будто хвалится, хотя имел на это законное право: — Я летчик… летчик-инженер.

— Понятно.

Что именно она поняла, он не знал. Полы разлетающегося халатика девчонки мелькали, как крылья бабочки. На загорелом лице, руках и ногах звездочками вспыхивали кристаллики соли. Солеными оказались и ее теплые вздрагивающие губы. Впрочем, ничего, кроме поцелуев, и не было. Разговоры шепотом, объятия. Долгие прогулки вдоль берега моря и вздохи при луне. Бог с ней, с этой девчонкой. Ни он ей, ни она ему ничего не обещали.

Кузовлев опять подумал о небе. Погодой он интересовался всегда, даже на горячем галечном берегу моря. Но постоянно жил ею лишь на аэродроме. Туманы, грозовые фронты, обледенение и снежные заряды — он не забывал о них ни на секунду ни в воздухе, ни на земле. И в любое время года: летом — когда стучал каблуками высотных ботинок, зимой — когда шаркал войлочными подошвами собачьих унтов. Погода была жизнью!

Его отпуск кончился. Он возвращался в свой полк, а вернее — в свою третью эскадрилью. Плохо, что ехать пришлось одному. Ведомый Кузовлева — Константин Захарушкин — улетел на неделю раньше срока, не простившись ни с кем на пляже… «Смываться надо вовремя, — сказал он Кузовлеву. — Не люблю женских слез… И тебе предлагаю рубить концы. А то подцепит блондинка на крючок — не заметишь, как в загсе окажешься и представитель закона пропоет ангельским голосом: «Поздравляю вас, теперь вы муж и жена!»

Поезд мчался мимо красных обрывистых скал, темных ущелий, осыпей гальки с колючими кустарниками, светлых коттеджей и садов. И опять же — над всем этим было голубое, безоблачное небо. Его небо…

Кузовлев без сожаления прощался с Кавказом, его лесистыми хребтами и теплым морем. Если в последний момент он и сдал свой билет на самолет, так не ради пейзажных красот, а только ради любопытства: очень давно не ездил по железным дорогам.

— Сосед, заходите, мы переоделись! — послышался певучий женский голос.

В купе расположились три женщины. Еще при посадке лейтенант успел их рассмотреть. Одна — стройная, красивая, молодая, вторая — полная, лет сорока пяти, с красными румяными щеками, а третья — неопределенного возраста, хромая.

Она молча сидела возле двери и курила. Платье в нескольких местах прожжено, пальцы пожелтели от табака. Рядом палка, на которую она опиралась при ходьбе.

Позвала Кузовлева молодая женщина. У нее такой приятный грудной голос — это он сразу отметил про себя.

— Спасибо! Я еще здесь постою, у окна, — улыбнулся Кузовлев.

Женщины в купе шуршали бумагой, целлофановыми пакетами, что-то озабоченно перекладывали в своих чемоданах и сумках, переговаривались.

— Я первый раз отдыхала в Сочи в мае.

— В октябре лучше. Путевка… оказалась горящей.

— Ванны принимала в Мацесте.

— Я пальму купила. Наверное, ее надо полить? — голос мелодичный, грудной.

«Это она», — опять отметил Кузовлев.

— Обязательно! — авторитетно заключила хриплым басом та, что курила. — Земля в горшке сухая.

Молодая женщина вышла из купе. Синий спортивный костюм ладно обтягивал ее стройную фигуру. Лейтенант посторонился, но вагон качнуло, и женщина на мгновение прижалась к нему теплым плечом.

— Извините, — смущенно сказала она.

Кузовлев прошел в конец вагона, чтобы не загораживать проход. Смутное беспокойство овладело им. «Лишь бы она тоже не сказала, что я похож на голубятника! — неожиданно подумал он и инстинктивно опустил голову. — Нет, она так не скажет!» — почему-то решил он и улыбнулся.

Женщина медленно шла прямо на лейтенанта. В вытянутой руке она держала глиняный горшочек с зеленым стебельком. «Пальма», — вспомнил Кузовлев разговор женщин. Вряд ли она приживется в средней полосе. Он растерянно смотрел на женщину. Ему даже показалось, что глаза ее доверчиво обращены к нему. Но женщина прошла мимо и захлопнула за собой дверь в купе, а Кузовлев вернулся к своему окну. Но дверь, мягко ударив о стену, откатилась опять.

— Сосед, не хотите ли сыграть с нами в подкидного дурака? — спросила, растягивая слова, полная женщина с красными румяными щеками.

— Я не люблю карты. И не умею играть.

— Неужели нельзя пострадать ради дам? — прохрипела курившая, пристукивая палкой.

— Знаете, скоро станция, — заступилась за Кузовлева молодая красивая в синем спортивном костюме. — Мне мороженого хочется. Кому еще купить?

— Если будете выходить, купите мне, пожалуйста, пирожков, — попросила курившая. — Я сейчас дам деньги.

— Не надо! Еще успеем рассчитаться. Сосед, а вам купить мороженое? — весело спросила женщина и, не дожидаясь ответа, сказала: — Вообще-то, товарищ лейтенант, это ваша обязанность ухаживать за дамами.

— Согласен, — охотно отозвался Кузовлев. — Я просто не звал, что скоро станция, — первый раз еду поездом. Принимаю заказы. Говорите, кому что нужно? Могу даже список составить.