Действительно ли была та гора? - [16]

Кан с израненными руками, сколотивший неровный гроб достаточных размеров, чтобы в нем поместился человек, выглядел благородно. Глядя на его руки, можно было понять, что по сравнению с резиной, которой он занимался все эти годы, дерево было поистине высокомерным упрямцем. Но Кан смог победить не только дерево. Конюх Шин выделил телегу, чтобы перевезти на ней гроб с телом старухи, а товарищ офицер сопровождал ее, пока она не достигла подножия горы, и даже выделил нескольких солдат, чтобы те помогли выкопать могилу. Среди них был товарищ старшина. Когда процессия миновала гору, на которой стоял храм Куксадан, было решено остановиться на невысоком холме. Хотя на нем было много смешанного леса, казалось, что земля там была мягкая. Разумеется, это место не было выбрано заранее. Люди, поднимаясь в гору, оглядывались по сторонам, словно искали место для пикника, а когда место было найдено, посмотрев друг другу в глаза и согласно кивнув, опустили гроб. Здесь и решили хоронить старуху. Мать Чжонхи и я, молча следовавшие за процессией из города, с необыкновенным волнением наблюдали, как люди копали землю. После того как в выкопанную яму опустили гроб, не было никаких положенных по традиции церемоний, но если учитывать, какое тогда было время, это были достойные похороны.

3

Сразу после похорон старухи сверху пришел официальный документ, который гласил, что из Северной Кореи с благотворительным концертом для героической армии северян и жителей Сеула приезжает коллектив художественной самодеятельности. Из документа следовало, что это лучший ансамбль танца и песни, даже побывавший в свое время в Советском Союзе. Нам было приказано заставить прийти на концерт всех жителей города. Когда мы с председателем Каном не выразили ни малейшего удивления и не растрогались по поводу приезда коллектива художественной самодеятельности, товарищ офицер возмущенно упрекнул нас в невежестве. Он стал укорять нас: «Как это можно не знать о лучшем в мире коллективе художественной самодеятельности?» Он не упустил случая напомнить, что весь народ Северной Кореи в восторге от этого коллектива, и обратил наше внимание на то, что мы должны быть безмерно благодарны вождю Ким Ир Сену, пославшему такой прекрасный подарок жителям Сеула, ни разу не видевшим настоящего искусства. Мы с председателем Каном начали искать выход из сложившейся ситуации сразу после того, как он, придя в сильное возбуждение, выразил офицеру благодарность, которую испытывал к вождю. Проблема же заключалась в людях, которых мы могли бы пригласить на концерт. Учитывая силу официальной бумаги, я обещала подключить даже олькхе, но в итоге не смогла набрать и десяти человек. И это при том, что я посчитала Чжонхи и даже маленького Чжонсоба. Концерт начинался в восемь часов вечера, но место представления указано не было. Как я ни пыталась, я не могла понять, как они будут выступать в темноте, даже если они лучшие в мире артисты, ведь электричества все равно не было. Даже если бы оно и было, лампы нельзя было включать в темное время суток.

Стояла черная как уголь ночь. Конюх Шин шел в авангарде. Мы следовала за ним, словно слепые, выстроившись в одну линию и крепко держа друг друга за пояс. Мы были уверены, что выпасть из строя означало верную смерть. В любой момент из ниоткуда мог появиться патрульный и громко приказать назвать пароль, наставив на тебя дуло винтовки. В нашем «отряде» человеком, который называл пароль, был конюх Шин. Потеряв его из виду, мы погибли бы, и никто после не узнал бы о нашей судьбе. Для того чтобы линия не разрывалась, мы шли вплотную друг к другу, из-за этого мне казалось, что меня кто-то куда-то тащит. Мы шли очень медленно, шаг за шагом. Вокруг было так темно, что я невольно подумала: «Не в ад ли мы направляемся?» Вокруг слышался грохот военных машин, он был похож на хищных рык зверей, обнаживших белые клыки. Я не могла видеть, как лицо олькхе исказилось от беззвучного плача, но мне казалось, что я вижу ее слезы.

Пройдя Доннипмун — ворота Независимости, мы прошли через перекресток перед Содэмун — Западными воротами. За исключением домов вдоль главной улицы, практически не осталось уцелевших зданий. Прошлогодняя летняя война стерла район, по которому мы проходили, превратив его в руины, напоминавшие древние развалины. Осталось лишь беззвездное ночное небо, и под ним фантастической черной линией вился наш маленький отряд. Когда я вдруг поняла, что мы еще не дошли до моста Ёмчонгё, мы повернули направо. Я помнила, что недалеко от этого места должна была стоять фабрика «Ёмчон», здания которой были построены из красных кирпичей, но сейчас от них не осталось даже фундамента. Повсюду были навалены груды обломков. Все вокруг было усеяно кусками красного кирпича, идти было трудно. Мы шли по этим острым кускам кирпичей, стараясь держать равновесие, не упал на бок или на спину, и при этом ухитрялись не отпускать друг друга. Вокруг было так темно, что я не имела ни малейшего представления о том, куда мы шли. В это время спереди донесся чей-то голос. Нас попросили внимательно смотреть под ноги. Вскоре передо мной появилась лестница, ведущая под землю. «Видимо, это вход в ад», — подумала я. Шагать по лестнице было намного приятнее, чем по грудам кирпичей. Спустившись, мы попали в проход, по которому пришлось сделать два поворота, прежде чем мы добрались до закутка, огороженного раздвижной ширмой. Когда она тихо отошла, показался коридор, освещенный тусклым светом. Коридор уходил вниз под прямым углом, в его конце виднелась дверь, из щелей в которой просачивался свет. Когда мы, толкнув дверь, вошли, перед нами внезапно открылось ярко освещенное помещение. Свет был настолько яркий, что, казалось, можно было ослепнуть. Я не могла поверить своим глазам.