— Летит на самолете, — говорит девочка. — Папа у меня храбрый. Пусть мороз, а он прилетит ко мне. Да, доктор?
— Да. Он храбрый. Он прилетит, пусть мороз.
— А вы знаете, кто стучит за окном?
— Кто?
— Мороз. Ему скучно ночью. Он сядет на крышу и приколачивает ледяными гвоздями сосульки. Холодно. Я боюсь холода.
Светлана понимает — опять легкий бред.
— Это Снеговик со своей дочкой Снежинкой тебя проведать приходит. Снежинка ласковая, веселая, в бобровом капоре, в тулупчике на жемчужных пуговках, в шубенных рукавичках. Помнишь книжку про нее?
— Да, — говорит девочка и закрывает глаза. Она устала.
Слышно, как по коридору проходит нянечка в мягких, войлочных туфлях. Где-то вдалеке скрипнет дверь или донесется приглушенный свист — это из баллона набирают кислород в резиновую подушку. И вновь тишина.
Тишина в боксе. Тишина в клинике. Тишина за ночным морозным окном.
Девочка открывает глаза:
— Доктор, поговорите о чем-нибудь со мной.
— О чем же поговорить?
— Расскажите про какую-нибудь книжку. Я люблю слушать про книги.
— Хорошо. Я расскажу тебе про одну книжку. У самого моря, в большом городе, заболела девочка. Посмотрели ее доктора и сказали, что девочку можно скоро вылечить, если в городе наступит тишина. Девочка должна уснуть. И вот на время замолк большой город: перестали гудеть паровозы и пароходы, фабрики и заводы, перестали кричать ласточки, шелестеть на деревьях листья, и даже смирилось море. Наступила тишина. И девочка уснула. А город не спал, волновался. Не спали доктора, ласточки, деревья, море. Ждали, чтобы девочка проснулась — здоровая и веселая.
«Вот и теперь, — подумала Светлана, — не спит старый профессор — нет-нет да и позвонит по телефону: ну как? Не спит дежурный врач, тоже заходит: ну как? Торопится, не спит Володя. Звонит полковник».
— А что было, когда она проснулась? — спросила девочка.
— Она поправилась и больше не болела.
— Никогда не болела?
— Никогда.
— И осталась жить в том городе, возле моря?
— Да.
— И у нас сейчас тихо, в нашем городе.
— Да, тихо.
— И я усну.
— Усни и ты.
Каждые два часа Светлана делает записи в дневнике истории болезни девочки.
«23 часа 05 минут. Температура —39. Состояние крайне тяжелое. Дыхание — до 36 в минуту. Пульс — 100, вялый, не вполне ритмичный».
Девочке все хуже. Она все чаще теряет сознание. Дыхание учащается. Сердце угасает.
Светлана уже не сомневалась: девочка умирала. Теперь она хотела только одного, чтобы успел прилететь Володя.
Однажды вечером няня вызвала ее и сказала:
— Вас требует в швейцарскую военный.
Значит, успел… Но как она скажет ему о девочке? Какими словами? Где взять эти слова?
Володя был в летной рабочей форме: в унтах, в меховой куртке, через плечо на ремешке — планшет с прицепленным к нему шлемофоном. Лицо спокойное, но очень усталое. Около припухших от утомления глаз — морщины, морщины, мелкие, резкие.
— Володя, я так тебя ждала! Девочка…
— Знаю. Мне сказал полковник.
— Все сказал?
— Да, все.
Володя снял куртку, и Светлана повесила ее на вешалку. Нашла чистый халат, подала Володе.
В швейцарскую вошел солдат, козырнул:
— Товарищ майор, мне быть при вас?
— Нет. Возвращайтесь на аэродром.
— Слушаюсь!
Солдат ушел.
— Ты что, прямо с аэродрома?
— Да.
Володя пытался завязать тесемки на рукавах халата. Медлил идти к девочке. Готовил себя для встречи с ней. В раздевалку вбежала сестра:
— Светлана Юрьевна! Скорее!
Девочка лежала на высоких подушках. Глаза закрыты. Ночная рубашка сползла с плеч, оголила худенькую грудь с глубокой впадинкой на шее между ключицами.
— Камфару и кислород! — приказала Светлана сестре. Повернулась к Володе: — Садись.
— Я постою, — ответил он не сразу.
Принесли шприц и кислородную подушку.
Светлана сделала укол. Смочила в воде кусочек марли, обмотала воронку у мундштука подушки, чтобы кислород не сушил губы, и приложила ее ко рту девочки.
Володя стоял сзади. Лицо скрыто темнотой. Светлана чувствовала, с какой силой он сдавил пальцами спинку стула, на котором она сидела.
Светлана кончила давать подушку. Сестра принесла следующую. Дыхание у девочки оставалось затрудненным. Вдруг ресницы раскрылись.
— Я прилетел к тебе! — сказал Володя.
Девочка не ответила. Только ресницы вздрогнули.
— Ты меня слышишь? Я прилетел к тебе.
— Она не слышит, — ответила с трудом Светлана. — Она без сознания.
Володя приподнял девочку. Прижал к себе.
И опять тишина. И опять Володя стоит за спинкой стула. Светлана дает подушку за подушкой кислород. Смачивает и смачивает марлю на воронке мундштука.
Капельки стекают по подбородку девочки в ямку между ключицами. Пятнышко воды. Светлана следит, как оно пульсирует у горла. Боится вытереть. Кажется, что, если прикоснется, перестанет пульсировать, девочка погибнет.
Светлана не отрываясь смотрит на него, на это пятнышко.
Потянулись долгие, молчаливые минуты. Молчал Володя. Молчала Светлана. Только сипел кислород в мундштуке подушки. Дыхание девочки делалось реже и неслышнее.
И вот свершилось то, что должно было свершиться: пятнышко воды шевельнулось в последний раз и застыло.
Сыпался холодный снег за холодным окном.
Потонули в снегу, погасли огни города.
Потонули, погасли звезды.
