Девять уроков - [47]

Я был просто поражен. Неужели это тот самый человек, которого я ненавидел столько лет? Человек, который с охотой тратил время на совершенствование своей техники, а не на возню с сыном? Парень, который вышвырнул меня из школьной команды по гольфу, даже не объяснив толком, за что?

– Выходит… нам уже не нужен последний урок, верно?

– Нет, не верно, – вскинул он голову. – Девять уроков. Такой была сделка. Может, гольф и не жизнь, а жизнь – уж точно не игра, но это не значит, что мы должны проигнорировать хороший урок, когда он выпадает нам на долю.

– Ладно, ладно, – саркастически заметил я. – Раз ты считаешь, что твой урок важнее, чем моя жена…

– Это не важнее ее. Это ради нее.

– Ради Эрин?

– И ради малыша.

Я позволил своему недовольству раствориться в тяжелом вздохе.

– Только быстро. Я должен быть рядом, если что-то случится.

На выходе из приемной я задержался, чтобы поговорить с дежурной медсестрой.

– Прошу вас, если услышите что-нибудь об Эрин Уитт – что угодно, – немедленно сообщите мне по внутренней связи. Я буду поблизости.

Медсестра бросила на меня вопросительный взгляд, но за нее поспешила ответить та девушка, с которой я беседовал сразу по приезде в больницу.

– Разумеется, доктор Уитт, – заверила она.

Краем уха я услышал, как она прошептала медсестре: «Это известный невролог. Или что-то вроде того».

Мы с отцом покружили по больничным коридорам, но так и не смогли найти места, где бы удачно сочетались уединенность и свободное пространство, достаточное для того, чтобы помахать клюшкой.

– Есть у меня одна идея, – сказал Лондон, окидывая взглядом план больницы. – Нам сюда.

Через несколько минут мы уже стояли на пороге больничной часовни. Она была абсолютно пустой.

– Превосходно, – улыбнулся отец.

– Действительно, – хмыкнул я, усаживаясь на заднюю скамью. – Не сомневаюсь, что Бог – большой фанат гольфа. Вряд ли он станет возражать против нашей игры.

Лондон взглянул на меня с явным неодобрением.

– Не шути так. Это и правда удачное место, – заверил он.

– А кто шутит? Разве ты не видел табличку на дверях? «Для представителей всех вер и религий». Поскольку в гольф ты играешь с религиозным рвением, это вполне может сойти за веру.

– Перестань, Огаста, – сухо промолвил отец. – Не забывай, речь идет не столько о гольфе, сколько об Эрин и ее ребенке.

Я бросил взгляд на широкие деревянные балки церковного потолка.

– Уж лучше шутить, чем неустанно думать о том, что там сейчас происходит, – простонал я.

Пройдя вдоль рядов, отец задержался на просторной площадке между кафедрой и первыми скамьями.

– Ты безнадежен.

– Я безнадежен? Да это ситуация совершенно безнадежна! Только взгляни на нас: двое взрослых мужчин, которые не нашли ничего лучше, как потренировать свой удар… в то время, когда моя жена умирает на операционном столе.

– Откуда ты можешь знать, что она умирает? – возразил отец.

– А откуда ты можешь знать, что нет? В любом случае я ничем не могу помочь ей! Так на что мне надеяться? Мне и всем нам? – Я в изнеможении прислонился лбом к спинке передней скамьи.

Отец смотрел на меня со своего места у кафедры, ритмично покачивая клюшкой.

– И я когда-то так думал, – заметил он.

– Знаю. Не забывай, я прочел твой дневник.

– Верно. – Еще крепче ухватив клюшку, он сделал пробный взмах. – Знаешь, в чем твоя проблема?

– Нет, – честно признался я.

– Ничего страшного, это риторический вопрос. Проблема заключается в твоей позе. Я уже давно заметил, что ты стоишь слишком прямо во время замаха. А потом еще поднимаешь голову, перед тем как ударить. Хороший игрок голову держит опущенной, а колени согнутыми.

– Ну, меня-то хорошим игроком не назовешь, так что мне это без разницы.

Отец поморщился.

– Не исключено, что тебе не удается стать хорошим игроком как раз потому, что ты не соблюдаешь два эти правила.

– Это и есть тот бесценный урок, ради которого ты притащил меня сюда?

– Верно подмечено, – усмехнувшись, Лондон предложил мне подойти поближе. Хоть я и не видел смысла в происходящем, однако послушно зашагал по центральному проходу. Отец передал мне драйвер, и я привычным жестом ухватился за гладкую рукоять. Для начала я сделал несколько пробных замахов, каждый раз неуклюже цепляя клюшкой ковер.

– Ну как? – спросил я.

– Неплохо, – поднявшись на кафедру, отец включил маленький микрофон. – Но ты до сих пор напоминаешь мне рыбину, которую только что вытащили из воды, – голос его эхом разнесся по пустой часовне. – Согни как следует колени и уже потом бей. Ты же пришел сюда не дрова колоть!

Я слегка присел и махнул клюшкой.

– Уже лучше, – одобрительно кивнул отец, – но чуть больше гибкости тебе явно не помешает. И не забудь: все это время голова должна быть опущена, пока сила маха сама не поднимет ее вверх.

– Признайся, тебе просто нравится слышать, как твой голос звучит в микрофон?

Отец проигнорировал мое замечание.

– Голова опущена. Колени согнуты. Мах клюшкой!

Я еще раз двинул клюшкой, и отец вновь попросил меня присесть чуть больше.

– Поверь мне, сынок, так будет лучше. Поначалу это может показаться неестественным, но в итоге пойдет тебе только на пользу.

– Еще больше? – спросил я, наклоняясь так низко, как только мог.