Девять уроков - [46]

Минут пять расхаживал я по приемной, обвиняя во всех бедах безжалостного Бога, но легче мне от этого не стало. Тогда я вновь уселся рядом с Лондоном. Еще через пару минут к нам подошла доктор Олдс.

При виде ее я тут же вскочил на ноги.

– Ну, как они? – с тревогой поинтересовался я.

– Что я могу сказать… УЗИ подтвердило наши опасения. Плацента действительно отошла. Хорошая новость состоит в том, что теперь мы точно знаем, с чем имеем дело.

– А плохая?

Она поджала губы.

– Беда в том, что нам не известно, когда началось это отделение. Следовательно, мы не в состоянии определить, сколько времени длилось кровотечение и как долго малыш страдал от нехватки кислорода. Хорошим знаком можно считать то, что кровь появилась в тот самый момент, когда у вашей жены случился приступ боли. А значит, можно надеяться, что все началось сегодня вечером. Но не исключено и внутреннее кровотечение. А оно могло длиться и день, и неделю. В общем, сейчас мы готовимся к операции. В подобной ситуации необходимо как можно скорее извлечь ребенка. Если все пройдет успешно, уже через час ваш малыш появится на свет.

Я так и не смог понять, надеяться ли на лучшее или на худшее.

– А если нет? Если не все пройдет успешно?

– Мы делаем все необходимое, мистер Уитт, – она легонько коснулась моей руки. – Я сообщу вам, если что-то изменится.

Как только она ушла, отец тоже поднялся со своего места.

– Я сейчас, сынок, – хлопнул он меня по плечу.

От неожиданности я замер. Подобное обращение я услышал от него впервые. Обычно он называл меня «парнишка», «парень» или «Огаста». Но только не «сынок». И что прикажете делать? Поблагодарить отца за неожиданное проявление чувств или наорать за то, что он не удосужился сделать этого раньше? Пока я размышлял, отец быстрым шагом вышел из приемной и скрылся за дверями главного выхода. Спустя пару минут он вернулся… помахивая одной-единственной клюшкой для гольфа.

Увидев это, я невольно поморщился. Окружающие разглядывали отца с нескрываемым любопытством.

– Что ты задумал? – прошипел я, стараясь не привлекать к нам излишнего внимания.

– Я же сказал, что тебе требуется девять уроков до того, как ребенок появится на свет. Мы сыграли только восемь раз. Пошли, Огаста. Врач заявила, что у нас около часа. Думаю, этого вполне достаточно.

Я с недоверием покачал головой.

– Ты точно спятил! Мы же не где-нибудь, а в больнице!

– Идем, – повторил он.

– Никуда я не пойду, пока не узнаю, что с женой и ребенком все в порядке! Ты что, не понимаешь, что они могут… – Не выдержав, я в отчаянии стукнул кулаком по дивану и поспешил в дальний угол комнаты, где было не так много народа. Лондон последовал за мной.

– Нельзя терять надежду, – сказал он, остановившись, как и я, у дальней стены. Одной рукой он приобнял меня за плечи, и я не отстранился, как сделал бы это в прежние годы.

– Надежду на что? – поинтересовался я. – Что мне не придется уйти отсюда вдовцом?

Отец сочувственно улыбнулся.

– Надежду на то, что Господь знает, что делает.

У меня вырвался циничный смешок.

– Поверь, он не знает. Ты, я, мама, Эрин под ножом хирурга… все мы – свидетельства этой простой истины.

Лондон окинул меня сосредоточенным взглядом, к чему я уже давно привык. Только теперь я не ощутил в этом ни капли осуждения. Скорее, чисто родительскую тревогу.

– Идем, сынок, – повторил он, – завершим наши уроки.

– Гольф вполне может подождать!

– Позволь не согласиться, – вежливо заметил он. – Идем. Это не займет много времени. Есть еще один урок, который тебе необходимо усвоить. Прямо сейчас.

– Папа! – еле слышно прошипел я, чтобы не устраивать публичную сцену. – Ради бога, остынь! Здесь тебе не игра, а настоящая жизнь. Я не собираюсь размахивать клюшкой, пока Эрин истекает кровью на операционном столе.

Я умолк, давая отцу возможность как следует проникнуться моими словами. Лондон невозмутимо крутил клюшку, позволяя мне выпустить пар.

– И не смей утверждать, что гольф – это жизнь, – добавил я. – Жизнь – это жизнь! И даже смерть – это жизнь, но только не гольф!

– Ты прав, – неожиданно согласился он. – Я многому научился у тебя за эти месяцы. Должно быть, ты пытался учить меня всю свою жизнь, но я лишь недавно начал прислушиваться к твоим словам.

Я озадаченно смотрел на отца.

– И что? Ты согласен теперь со мной?

Он выдавил из себя некое подобие улыбки.

– Боюсь, после смерти твоей мамы гольф стал для меня чем-то вроде костыля, с помощью которого я передвигался по жизни. Так мне проще было справиться с болью. Я знаю, что тем самым лишил себя многих радостей. Однако… – Сделав паузу, он взглянул мне в глаза, как будто продолжение его слов могло скрываться именно там.

– Однако? – поинтересовался я.

– Каким-то чудом, даже без нашего ведома, мне был дан второй шанс, – улыбнулся он. – Шанс почувствовать себя отцом. А в скором времени еще и дедом! У меня появилась возможность стать частью твоей жизни, хотя бы и раз в месяц. – Сунув руки в карманы, он прислонился к стене. – Даже не знаю, заслуживаю ли я этого.

Я был просто поражен. Неужели это тот самый человек, которого я ненавидел столько лет? Человек, который с охотой тратил время на совершенствование своей техники, а не на возню с сыном? Парень, который вышвырнул меня из школьной команды по гольфу, даже не объяснив толком, за что?