Девять пуль для тени - [10]

Но стоило ей только вспомнить, какие планы он строил на этот вечер, и жалость испарилась быстрее, чем капля воды, упавшая на раскаленную сковородку. А чизбургер, тосковавший в желудке в компании жареного лука и пары глотков ледяной «Маргариты», моментально рванулся наружу.

— Давай-ка выбираться отсюда, — буркнула она, распрямившись. А потом, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, со всей силы лягнула его на прощание, от души надеясь, что удар придется по ребрам.

Будь у нее на ногах ботинки, от такого удара он бы наверняка очнулся, но тоненькие, практически без каблука туфельки, которые она надела, чтобы казаться как можно меньше ростом, были явно не предназначены для подобных гимнастических упражнений. И все-таки удар получился достаточно весомый, чтобы оставить на нем синяк, который, как надеялась Тесс, будет напоминать о себе еще несколько дней. Так сказать, еще один сувенир — на память.

Примерно то же самое на следующий день сказали ей и копы из окружной полиции, когда привезли ее в участок.

Глава 2

Округ Балтимор обвивается вокруг Балтимор-сити словно удавка вокруг шеи повешенного. Или сжимает его, точно в тисках, — это уж как кому нравится. И округ, и город с тем же названием возникли примерно одновременно — лет 150 назад. При этом они умудрялись существовать каждый сам по себе и до сих пор нудно переругивались, обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Город, с растущей не по дням, а по часам преступностью, задыхался, словно астматик, стремясь вырваться из петли, которую захлестнул вокруг него округ. А тот, раздуваясь от самодовольства, строго охранял свои границы от чужаков. Для родившейся в городе Тесс пересечь городскую черту было примерно то же самое, что оказаться в совершенно чужой стране.

А коротенький экскурс в законодательную систему округа, которым ее удостоили в полицейском участке, только укрепил ее в этом мнении.

— Эй, вот это мысль! — заявила она, сидя в зале суда тремя неделями позже своего знаменательного свидания с Микки Печтером. — Как вы думаете, еще не поздно подать прошение насчет экстрадиции?

— Рад, что ты еще в состоянии шутить по этому поводу, — проворчал ее адвокат и в каком-то смысле работодатель Тайнер Грей. — После того, как ты заварила всю эту кашу, я даже решил было, — когда тебя арестовали и сунули в кутузку, где ты просидела под замком до самого утра, когда у тебя взяли отпечатки пальцев, когда против тебя было выдвинуто обвинение в оскорблении действием, — что, может быть, теперь ты отнесешься к этому серьезно. Но нет, ничего подобного! Полюбуйтесь на нее только — острит себе как ни в чем не бывало! Да ведь тебя сейчас допрашивать будут, дурочка! Неужели ты этого не понимаешь?!

— Но ведь не допрашивают же, — заупрямилась Тесс. — Даже еще ни одного вопроса не задали!

— Прекрати паясничать. Условное освобождение — и это если очень повезет — означает только одно: что на тебя не станут заводить дело, при условии, что ты не нарушишь закон во время назначенного тебе испытательного срока.

— Знаешь, — философски заявила она, — в жизни каждого бывают такие моменты, когда можно либо плакать, либо смеяться. Не знаю, как ты, а я предпочитаю смеяться.

Она слегка покривила душой — за эти три недели Тесс успела изрядно поплакать, однако это была ее маленькая тайна. Она скорее собственноручно перерезала бы себе горло, чем призналась бы в этой постыдной слабости, тем более старому цинику Тайнеру. Впрочем, и любому другому тоже. Нет, с ее гордостью оставалось только одно — держать хвост морковкой. И Тесс делала это, даже когда ее не видел никто, кроме Кроу. Хотя ее возлюбленный нисколько не обманывался на этот счет. Ведь даже ее ставший притчей во языцех аппетит и то ей изменил.

Но теперь все уже почти позади, и очень скоро это превратится в еще одно дурное воспоминание, которое обычно запихивают в самый дальний уголок памяти. Может быть, когда-нибудь она, как всякий нормальный человек, сможет сократить все это до одной-единственной строчки, адресованной ее будущему биографу. Что-нибудь вроде: «В тридцать один год у меня были небольшие проблемы с законом — о нет, ничего серьезного, просто недоразумение!» Даже сам судебный термин, который используется словно специально для таких вот случаев — PBJ, освобождение на поруки до судебного слушания, — звучал на редкость невинно, как будто речь шла об арахисовом масле.

Словно подслушав ее мысли, Тайнер неожиданно объявил:

— «Неплохо бы сейчас раздобыть пончиков!» — рывком развернул кресло-каталку и выкатился в зал заседаний.

Микки Печтер сидел в первом ряду, сразу же позади обвинителя. Это был первый раз, когда после той знаменательной ночи на парковке Тесс представился случай вновь увидеть свою «жертву», как его именовали в судебных протоколах. Волосы у него на голове вновь отросли такие же тусклые, но зато они явно стали гуще, чем прежде. «Интересно, уж не удалось ли мне случайно найти средство от облысения?» — ехидно подумала она.

Кожа его тоже выглядела вполне нормально, и она невольно усомнилась в том, что Печтер и в самом деле перенес сильнейший аллергический шок, как он утверждал в своем заявлении. Глаза их на мгновение встретились, и Тесс не смогла отказать себе в удовольствии понаблюдать за той гаммой чувств, которые сменяли друг друга у него на лице: вначале оно перекосилось от ужаса — так пугается собака, заметив того, кто накануне дал ей пинка, потом на нем промелькнуло некое слабое подобие улыбки, сменившееся, наконец, неприкрытой ненавистью.