Девять месяцев из жизни - [109]

Что? Что здесь происходит? Нет, стоп – не будь дурой. Пусть все идет, как идет, а в деталях разберемся потом.

– Bay, – говорю я. – Это здорово. Я и не думала, что они будут в таком восторге. И, честно говоря, я не меньше их удивлена, что Тик передумала.

Линда расплывается в улыбке от уха до уха.

– Это говорит только о том, что у подростков семь пятниц на неделе. Сегодня у них одни завирательные идеи, а завтра ветер подует, и у них чик, – она щелкает пальцами, – и все наоборот. Меня каждый раз удивляет, что полкласса не передумывают посреди года.

– Да, знаю, – говорю я, кивая головой. – У них это быстро. – Делаю глубокий вдох. – Хорошо, тогда нам остается только обсудить, как мы будем работать на будущий год.

– Как договорились. Два дня в неделю работаешь дома, в пределах достижимости телефона и электронной почты, а остальные три дня приходишь в школу. Если тебя устраивает, я буду платить тебе столько же, сколько в этом году. В принципе, тебе полагается трехпроцентная надбавка, но так как рабочих часов у тебя будет меньше, я думаю, будет справедливо от нее пока отказаться.

– Хорошо, – говорю я. Просто не верится. Она даже не собирается срезать мне зарплату? – Я думаю, это совершенно справедливо.

– Вот и отлично. Ладно. Новые контракты будут готовы только в мае, так что мы просто вышлем тебе твой договор по почте, ты его подпишешь и пошлешь обратно.

Надо поскорее отсюда выбираться, пока она не передумала или пока я не проснулась и не поняла, что мне все это снится. Кряхтя, поднимаюсь со стула:

– Хорошо. Спасибо. Ладно, увидимся.

Линда кивает и возвращается к своей работе, а я двигаюсь к выходу.

– Лара! – кричит она мне вслед.

Черт. Все пропало. Она поняла, что ее надули. Я не дышу и жду худшего.

– Да, – говорю я, поворачиваясь к ней.

– Если мы не увидимся до того, как ты уйдешь в декрет, – удачно разродиться!

Я выдыхаю.

– Спасибо. Увидимся в сентябре.

Она кивает и снова принимается стучать по клавишам. Я выхожу из кабинета и, как только за моей спиной захлопывается дверь, исполняю ритуальный победный танец девятого с половиной месяца беременности.

Последний день на работе – полный хаос. Все колледжи страны сговорились выслать ответы моим деткам в один день, и у моего кабинета с утра выстроилась длиннющая очередь. В коридоре они все обычно стоят с каменными лицами – те, кто недовольны судьбой, не хотят, чтобы их кто-нибудь видел недовольными, а те, кто довольны, не хотят выглядеть слишком довольными (впрочем, каждый год находится один засранец, который на следующий день после получения ответа заявляется в школу в футболке с надписью «Йельский университет»), но я уже достаточно освоилась в своей работе, чтобы с первого взгляда определить, кто с какой новостью ко мне идет. Прежде чем впустить деточку в кабинет, я смотрю сквозь застекленное окошко двери на выражение лица следующего в очереди, чтобы встретить его сочувственным похлопыванием по плечу, а то и утиранием слезы, или аплодисментами и широкими братскими объятиями. И, представьте себе, никогда не ошибаюсь.

Марк пришел одним из первых. Разумеется, я уже знала, что он с хорошими новостями, но у меня все равно мурашки побежали по коже, когда я увидела, насколько он счастлив. Ничто не может так порадовать в начале апреля, как общение со счастливыми выпускниками. Ну, разве что – весенняя распродажа обуви у «Наймана Маркуса», а выпускники пускай будут на почетном втором месте.

– Вы ведь знали, да? – спросил он.

– Клянусь тебе, понятия не имела.

Все школьные консультанты по высшему образованию придерживаются неписаного правила – не позволять внутренней информации выйти наружу. Если бы родители знали, что я получаю информацию раньше них, меня бы затерроризировали звонками, а учитывая наш школьный контингент, и взятками. Что, как мне иногда кажется, не так уж плохо, но тем не менее... Терпеть не могу приносить плохие вести и не собираюсь этим заниматься. Для этого существуют приемные комиссии.

– И что ты выбрал? – спросила я. – Или еще не решил?

– Пока не уверен. Я бы пошел в Нью-Йоркский, но моей маме очень понравился Бостонский. Она говорит, что это самый университетский город.

– Он и есть самый университетский город, – сказала я. – Там и студентов больше, и обстановка более располагающая, чем в Нью-Йорке.

Знаю, знаю. После всех тяжких испытаний, через которые мне пришлось пройти, мне самой не верится, что я отговариваю его от Нью-Йоркского. Но знаете, если уж я приняла решение делать все, как надо, никаких исключений я делать не буду. И к тому же у меня теперь просто нет причин расстраиваться, если он туда не пойдет.

Мы с Марком решили оставить окончательное решение на потом, до мая еще есть время, так что я ему велела написать мне на домашний e-mail и уверила, что он нисколько меня этим не обременит, ведь мне интересно узнать его выбор.

Я встаю из-за стола, чтобы посмотреть, кто следующий, но оказывается, что очередь незаметно рассосалась. В коридоре осталась только одна рыжая девчонка. Она сидит за столом спиной ко мне и что-то читает. Я ее явно не знаю – наверное, из класса, который на будущий год будет выпускаться, хочет обсудить со мной расписание. Я привлекаю ее внимание деликатным покашливанием.