Девять месяцев до убийства - [9]

— Ну, знаете ли, муж с женой должны и без того доверять друг другу, — начал было будущий тесть, но не выдержал и засмеялся. — Нет, разумеется, вы вправе предусмотреть определенные меры, чтобы защитить себя в подобной… м-м-м… ситуации.

Он снова потянулся через стол за гаванской сигарой и закурил ее.

— Но вот что, Нино…

— Что?

— Девятого сентября 1967 вам ведь будет уже шестьдесят восемь. Коли мы играем в открытую, я вынужден напомнить вам об одной неприятной возможности — к этому времени вы можете уже переселиться в мир иной. Что же будет с моей дочерью, если вы умрете до истечения иятилетнего срока? Она останется у разбитого корыта?

— Да, — сказал Импортуна. — И вы вместе с ней.

— Но, Нино, ведь это значит, что она может потерять пять лет своей молодости впустую. Это непорядочно…

— Может. Но это — ваш риск. Тут, как говорится, игра ва-банк. Пан или пропал. Кроме того, попробуйте взглянуть на это дело моими глазами.

— О, я пытаюсь, я все время пытаюсь, Нино. Однако Вирджиния — это все, что у меня есть. Мать ее умерла, как вы знаете. Ни одного родственника у нас не осталось ни с какой стороны. Во всяком случае, мы не знаем, чтобы у пас была какая-то родня.

— Бедный, бедный! Сердце мое просто разрывается от твоих слов. Ну что же, как говорится в таких случаях, ты не потеряешь дочери, а приобретешь еще и сына.

— Как это верно! — кивнул Уайт. — Ладно, Нино, я обещаю сделать все возможное. А что касается тех улик против меня…

— Что будет с ними?

— Да так, ничего…

— Я хозяин своему слову, — сказал Импортуна. — Вы что, сомневаетесь в моем честном слове?

— Разумеется, нет…

— И вы останетесь на вашем посту управляющего и вице-президента. Приведете в порядок дела, а я, может быть, даже повышу вам оклад, дам вам акции. Но должен раз и навсегда предупредить вас.

— О чем, Нино?

— Все махинации вы прекратите раз и навсегда. Capita?

— Конечно. Разумеется.

— И никаких фокусов с бухгалтерскими книгами. Герц будет присматривать за вами.

— Нино, я обещаю…

— И не вздумайте предлагать Герцу взятки, чтобы он направлял мне ложные донесения — кому-нибудь я поручу наблюдать за вами обоими. Если бы речь шла только о вас, я бы и пальцем не шевельнул, чтобы уберечь вас от тюрьмы. Но вы — отец моей будущей жены. Это обязывает. Извините.

Он взял трубку зазвонившего телефона.

— Слушаю, Питер.

— Мистер Е. только что вернулся из Австралии.

— Мистер Е.? Он уже пришел?

— Он ждет.

— Ладно, Питер. Я сейчас приму его.

Импортуна сделал красноречивый жест, давая Уайту понять, что разговор окончен. Он ничуть не стеснялся своей уродливой руки, на которой было всего четыре пальца: указательный и средний срослись, как сиамские близнецы.

Нрав Импортуны был весьма покладистым.

— Чао, suocero, — мягко сказал он на прощание.

Оплодотворение

После оплодотворения яйцеклетка, прочно прикрепившись к стенке матки, начинает расти, не погибая, как обычно.

Из дневника Вирджинии Уайт-Импортуна

9 декабря 1966 года

Я спрашиваю себя, почему до сих пор не брошу эту писанину. Все это бессвязное описание сумбура моих чувств — надежд, разочарований, страха, радости… Неужели это доставляет мне удовольствие? Видимо, у меня в жизни их слишком мало — удовольствий. Откуда это неудержимое желание изливать свои чувства на бумаге? Описывать радости в надежде еще раз испытать их? Но ведь я пишу и о плохом в своей жизни? Порой я думаю, что не стоит так рисковать. Если Н. когда-нибудь найдет тебя, дневник… И что он тогда сможет сделать?

Многое.

И сделает, не задумываясь. Причем не только папе.

Смотри правде в глаза, Вирджиния. Ты всецело у него в руках.

Итак, что у меня на душе… Сегодня был проклятый день! Отвратительный! Каждое утро я просыпаюсь с надеждой в душе, потом она так удивительно сменяется страхом, а потом снова приходят мечты, такие сладкие… О, когда же ты перестанешь так увлекаться, как наивная девочка! В твои-то двадцать пять! И замужем!

А ведь это так. Я увлеклась и готова была на все, лишь бы остаться наедине с П. Я так и не решилась поднять на него глаза в присутствии этого противного Крампа, который все время следит за мной, не сводит с меня своих рыбьих глаз, а его рыбий ротик произносит «мадам» так, словно хочет меня обслюнявить.

Вдобавок эта старая Эдитта со своим малиновым носом. Я могла бы поклясться, что она так и встала в охотничью стойку, когда Питер и я сегодня утром случайно встретились в холле перед моей гардеробной. Или это все мне только кажется, потому что я чувствую, что виновата. Бояться служанки, которая и на родном-то языке не способна сказать что-то вразумительное!

Нет, я просто с ума сойду. Бедняжка схватила грипп, и ей впервые пришлось позволить мне самой принять ванну и раздеться на ночь. Я еле убедила Эдитту, что способна на это, и она может не присматривать за мной. Не пойму, почему Нино так настаивает, чтобы она раболепно прислуживала мне, словно я какая-нибудь султанша. Если уж на то пошло, то султан здесь — он, а я просто должна создавать его имидж — принимать гостей, изображать хозяйку дома, когда приходят его друзья, подчиненные и деловые партнеры. Я — просто украшение, этакая шикарная пятизвездочная экономка — так меня и в самом деле зовет П. (Разумеется, в отсутствие Н.)