Девять месяцев до убийства - [8]

Импортуна между тем с трудом взял себя в руки.

— Да, она должна стать моей женой. И не сердите меня снова, не советую. Я вам ясно сказал: вы убеждаете Вирджинию выйти за меня замуж, а я не отдаю вас под суд за махинаиии и даже заплачу ваши долги — 46 000 долларов, не так ли?

— 48 000 и еще чуть-чуть, — скромно ответил Уайт.

— Ведь вы не станете моим тестем. Моим suocero, как это называют у меня на родине. Членом семьи. А вы знаете, как мы привязаны к нашей семье.

— Мне кажется, я несколько молод для роли вашего тестя, — пробормотал управляющий. — Но, как говорят, пойманный вор — хуже нищего. Не так ли, Нино?

Он снова вставил сигару в зубы.

— Кроме того, я не уверен, правильно ли я понял вас. Вы сказали, что хотите жениться на Вирджинии. Но я знаю вас — вы всегда идете к цели кратчайшим путем. Почему же вы не сделали это предложение самой Вирджинии? Или сделали?

— Неоднократно делал.

— Выходит, она вас отвергла.

— Каждый раз, как…

Импортуна чуть было не разговорился, но загасил сигару и умолк.

— И как же, спрашивается, я должен ее переубеждать? Она получила американское воспитание, а дочери, которые выбирают мужа по воле отца, и браки по расчету здесь давно вышли из моды.

— Ничего, найдете аргументы… Например, вы могли бы сказать ей о деньгах, которые взяли у нас без нашего ведома. Или, может, вы предпочитаете жесткий тюфяк в Синг-Синге? Скажете ей, что станете позором вашей старинной семьи. Надеюсь, вы сумеете выбрать правильную тактику. Помня о своей судьбе, вы наверняка добьетесь успеха.

— Что-то вы изъясняетесь, как в пошлом бульварном романе, — скрипнул зубами Уайт, однако его мозг уже принялся просчитывать возможные варианты.

— Знаете, Нино, это не так просто. У Вирджинии свои взгляды на жизнь…

— Но она любит вас, — ответил Импортуна. — Хотя, убей меня бог, не пойму за что.

— И еще одна загвоздка. Вы разных вероисповеданий…

— Ничего, она примет католичество. Это само собой. Проще простого.

— Так уж и проще простого! А если она не согласится, Нино? Никакой гарантии нет. Вдруг не подействует даже угроза отправить меня в тюрьму?

— Это ваши проблемы. Не забывайте об одном: вы ответите за растрату, если не выполните условий нашего договора.

Гаванская сигара погасла. Уайт вытащил ее изо рта, с сожалением поглядел на нее и положил в пепельницу.

— Сколько времени вы мне даете?

— Ага! — оживился Импортуна. — Это другое дело. Пу что же, сегодня девятое августа. Я даю вам ровно месяц на то, чтобы убедить Вирджинию. Ровно месяц, и ни днем больше. Я намерен жениться на Вирджинии девятого сентября.

— Ясно, — сказал Уайт и надолго замолчал. Потом, испытывая последний приступ порядочности, сказал:

— Знаете, Нино, хотя я и подлец, но Вирджиния — моя маленькая девочка, моя дочь, и стоит мне подумать о том, что придется использовать ее любовь ко мне, чтобы отдать в руки мужчины, который ее в три раза старше…

— Мне что же, разрыдаться на этом месте? — издевательским тоном спросил Импортуна. — Бросьте. Это мне уже начинает надоедать. Вы продали бы Вирджинию любому арабу, предложи он достаточную сумму. Да, я родился девятого сентября 1899 года, и через месяц мне стукнет шестьдесят три. Вирджинии — двадцать один. Стало быть, мне ровно в три раза больше лет, чем ей, как вы уже успели верно заметить. Самый идеальный день для свадьбы. Числа складываются весьма благоприятно.

— Но в три раза…

— Я же сказал — хватит об этом! — рявкнул Импорту на.

Уайт сразу сник.

— Все в порядке, Нино. Все в полном порядке.

Импортуна помягчел и пробормотал что-то по-итальянски. Затем поднял взгляд.

— И не пытайтесь ставить мне палки в колеса. Я хочу ее получить, и я ее получу. Ясно? Можете прямо сказать ей, что она будет иметь, когда выйдет за меня замуж. Клянусь памятью собственной матери, у нее будет все, что только пожелает ее сердце. Виллы, замки, дворцы — вы знаете, чем я владею. Одна из самых больших яхт в мире, больше, чем у Онассиса и Ниархоса. Собственный самолет. Драгоценности — фунтами, стоит ей только пожелать. Наряды, какие душе угодно — от Кутюрье. Все. Я сказал.

— Все, кроме молодого мужа в постели, — возразил Уайт. Он сам не мог понять, зачем сказал это, и тут же пожалел о своей браваде, потому что в глубине глаз Им-портуны сверкнул нехороший огонек. Но затем его рука, стиснувшая рукоятку флорентийского кинжала, снова ослабла.

— Неужели жертва столь уж велика, — холодно спросил Импортуна, — если взамен приобретается так много? Избавьте меня от этой вашей отцовской сентиментальности, amigo. Не верю. Ведь я знаю вас как облупленного.

«Может, знаешь, а может и нет», — подумал Уайт. А вслух сказал:

— Значит, все решено?

Импортуна молча покачал головой.

— Что, еще есть какая-то загвоздка?

— Вот именно. Перед свадьбой Вирджиния должна будет подписать один договор.

— Какой еще договор?

— Что она в течение пяти лет не будет заявлять никаких притязаний на мое имущество в случае развода.

Но если она выполнит условия договора — если девятого сентября 1967 года она все еще будет моей женой и будет жить вместе со мной, то она станет моей наследницей. Моей единственной наследницей, suocero. Как вам это правится? Может ли быть более честная сделка?