ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ОХОТОЙ ЗА СОКРОВИЩАМИ
— Спешиться! — весело рявкнул генерал-майор Бэрретт, слезая с лошади. — Ну, как вам нравится такая разминка перед завтраком, мистер Квин?
— Она просто великолепна, — ответил Эллери, становясь на terra firma.[1] Гнедая лошадь с облегчением тряхнула головой. — Правда, боюсь, мышцы, предназначенные для кавалерийских аллюров, у меня не в форме, генерал. К тому же мы ездим верхом с половины седьмого. — Он подошел к краю скалы и осторожно прислонился измученным телом к низкому каменному парапету.
— Вы переживаете свои приключения, сидя в кресле, верно, Квин? — заметил Харкнесс, спешиваясь с чалой кобылы. — Должно быть, вам приходится нелегко, когда вы высовываете нос в реальный мир. — Он расхохотался.
Эллери смотрел на его желтую шевелюру и маленькие нервные глазки с необъяснимой неприязнью хронического затворника. Широкая грудь Харкнесса бурно вздымалась после скачки галопом.
— Нелегко приходится лошади, — промолвил Эллери. — Красивый вид, генерал. Едва ли вы выбрали это место наугад. Несомненно, в вашем характере имеется поэтическая жилка.
— Какая там поэзия, мистер Квин! Я человек военный. — Старый джентльмен вразвалку подошел к Эллери и бросил взгляд вниз, на голубые воды Гудзона, сверкающие на утреннем солнце. Скала отвесно спускалась к берегу, где находился лодочный сарай генерала Бэрретта. Крутые каменные ступеньки, идущие зигзагом, служили единственным средством спуска.
На краю маленького причала сидел старик с удочкой. Посмотрев вверх, он, к удивлению Эллери, вскочил, энергично отдал честь свободной рукой, после чего снова сел и возобновил свое занятие.
— Это Браун, — объяснил сияющий генерал. — Он давно у меня на пансионе. Служил под моим командованием в Мексике вместе со стариком Магрудером, который живет в сторожке. Видели? Вот это, я понимаю, дисциплина. А поэзия… — Он презрительно фыркнул. — Она не для меня, мистер Квин. Я выбирал этот участок, сообразуясь с военной точкой зрения. Он как бы господствует над рекой. Уэст-Пойнт[2] в миниатюре, клянусь богом!
Эллери повернулся и посмотрел вверх. Выступ скалы, на котором генерал построил свой дом, окружали с трех сторон три крутых утеса, поднимавшиеся так высоко, что их вершины плавали в облаках. Самый дальний утес опоясывала высеченная в камне дорога, крутой спиралью спускавшаяся с вершины. Эллери с дрожью припомнил головокружение при спуске на автомобиле вчера вечером.
— Вы господствуете над рекой, — сухо сказал он, — но враг легко может выбить вас оттуда, захватив верхний участок дороги. Моя тактика, наверное, кажется вам детской?
— Тьфу! — фыркнул старый джентльмен. — Да я мог бы удерживать ворота, выходящие на дорогу, против целой армии, приятель!
— У вас имеется даже артиллерия, — пробормотал Эллери. — Черт возьми, генерал, вы солидно подготовились! — Он весело глянул на маленькую, начищенную до блеска пушку возле ближайшего флагштока, чье дуло возвышалось над парапетом.
— Генерал готовится к революции, — лениво усмехнулся Харкнесс. — Мы живем в опасное время.
— Вы, спортсмены, не питаете никакого уважения к традициям, — огрызнулся генерал. — Вам отлично известно, что эта пушка — сигнальное орудие для салюта на закате солнца. Вы ведь не смеетесь над такими вещами в Уэст-Пойнте, верно? Единственный способ ощутить у себя дома отголоски славных традиций, Харкнесс, — закончил он тоном более уместным на учебном плацу, — это услышать гул орудийного салюта.
— Полагаю, — усмехнулся Харкнесс, — мое ружье для охоты на слонов не подходит для этой цели? На сафари я…
— Не обращайте внимания на этого парня, мистер Квин, — сердито прервал говорившего генерал. — Мы терпим его на уик-энде только потому, что он друг лейтенанта Фиска… Жаль, что вчера вы прибыли слишком поздно и не смогли наблюдать церемонию. Она очень впечатляет! Сегодня на закате вы сможете ее увидеть. Я должен поддерживать старые традиции, ведь это часть моей жизни, мистер Квин… Очевидно, я просто старый дурень.
— Вовсе нет, — поспешно возразил Эллери. — Всем известно, что традиции — костяк нации.
Харкнесс усмехнулся, но генерал выглядел довольным. Эллери хорошо знал этот тип отставного военного, слишком старого для службы, но тоскующего по армейской жизни. Судя по тому, что вчера рассказывал ему по пути сюда Дик Фиск — будущий зять генерала, — Бэрретт, уходя в отставку, прихватил с собой столько сувениров в память о воинском прошлом, сколько смог. Даже слугами у него были старые солдаты, а в доме, полном реликвий трех войн, царили казарменные порядки.
Конюх увел лошадей, и они зашагали по лужайке к дому. По-видимому, генерал-майор Бэрретт купался в деньгах — Эллери уже наблюдал немало доказательств тому. Выложенный плитками плавательный бассейн, великолепный солярий, тир, оружейная комната…
— Генерал! — послышался взволнованный голос, и Эллери увидел бегущего им навстречу лейтенанта Фиска, чей мундир пребывал в необычном беспорядке. — Могу я переговорить с вами несколько минут наедине, сэр?
— Конечно, Ричард. Прошу прощения, джентльмены.
Харкнесс и Эллери отошли в сторону. Лейтенант что-то произнес, нервно жестикулируя, и старый джентльмен побледнел. Затем оба без единого слова бросились к дому — генерал переваливался с боку на бок, как испуганный старый гусак.
