Короткий зимний лондонский день близился к концу. Сумерки бесшумно опускались на город. Вспыхивали неоновые огни рекламы, кричаще напоминая о благах двадцатого столетия: о непревзойденных качествах того или другого сорта коньяка или той или иной суперзвезды. Настоящие звезды, легкомысленно рискнув появиться в этот час на небосводе и не выдержав конкуренции, робко удалились. Множество детей и взрослых с покупками на улицах города свидетельствовали о приближении Рождества. Витрины были забиты огромным количеством ненужных мелочей, и даже движение транспорта стало более интенсивным.
Вавазур-сквер лежала в стороне от всей этой суматохи. Чинно стояли в наступившей темноте старинные дома, словно аристократы, неодобрительно посматривавшие на шум, блеск и суету нового времени.
Найджел Стрэйнджуэйз, наслаждаясь видом из окна дома номер 28, чувствовал, насколько не вяжется его добротный чисто английский костюм со всем этим сияющим великолепием. Он не подозревал, что очень скоро его безмятежному состоянию придет конец и он вынужден будет подчинить все свои мысли и чувства расследованию самого сложного из всей его практики дела.
После короткого пребывания в Оксфорде, где он предпочел Демосфену Фрейда, Найджел избрал себе профессию частного детектива — единственную профессию, где, как он любил говорить, можно сочетать хорошие манеры с научными интересами. Его тетушка, леди Марлинворт, к которой он пришел на чашку чая, считала, что человек просто обязан иметь хорошие манеры. Что касается научных интересов, то это стояло под вопросом. Именно поэтому ей не нравилась в Найджеле его манера расхаживать по комнате с чашкой чая в руке.
— Найджел, — сказала она. — Ведь рядом стоит столик. Он приспособлен для чашки гораздо лучше, чем стул.
Найджел поспешно схватил чашку и поставил ее на стол. Потом взглянул на тетушку. Она была очень похожа на свой фарфор — такая же нежная и хрупкая. У него непроизвольно промелькнула мысль: а что станет с нею, окажись она замешана в какое-нибудь дело об убийстве? Не разобьется ли она так же, как и ее хрупкий фарфор?
— Я давно тебя не видела, Найджел, — продолжила леди Марлинворт, — надеюсь, ты не переутомился. Ведь твоя профессия, должно быть, очень… э-э… очень трудная. Но у нее есть и свои хорошие стороны — ты встречаешься со многими интересными людьми.
— Нет, я отнюдь не переутомился, тетушка. Практически я уже несколько месяцев сижу без работы.
Лорд Марлинворт медленно положил на тарелку кусочек булки и тихо постучал пальцами по столу красного дерева. Он был как две капли воды похож на какого-нибудь опереточного графа, и всякий раз, глядя на него, Найджел ловил себя на этой мысли.
— Э… э… — начал лорд Марлинворт. — Э… Насколько я помню…
Найджелу не пришлось выслушивать воспоминания старого лорда, так как в эту минуту в комнату вошел его дядюшка, сэр Джон Стрэйнджуэйз. Сэр Джон был любимым братом отца Найджела и после его смерти стал опекуном юноши. Он был среднего роста, с большими руками и большими светлыми усами и напоминал переодетого садовника. Его манера держаться была решительной и уверенной — так обычно появляется в доме домашний врач или известный психиатр.
Но на самом деле сэр Джон не был ни садовником, ни врачом… Как ни странно, он был полицейским офицером.
Войдя в гостиную, он поцеловал руку леди Марлинворт, похлопал по плечу ее супруга и повернулся к Найджелу:
— Хэлло, Элизабет! Хэлло, Герберт!.. Я ищу тебя, Найджел! Я звонил тебе домой. Мне сказали, что ты здесь. У меня есть для тебя работа… О, чай! Спасибо, Элизабет! Значит, вы все еще не перешли с чая на коктейли? — Он лукаво подмигнул старой даме. Сэр Джон был большим шутником и не мог отказать себе в удовольствии подразнить леди Марлинворт.
— С чая на коктейли! Мой дорогой Джон, как тебе могла прийти в голову такая ужасная мысль! Я помню еще, как мой отец буквально вышвырнул за порог одного молодого человека, так как тот хотел выпить перед обедом коктейль. Шерри моего отца, правда, был знаменит во всей округе, но этим не стоит хвастать. Как ужасно, что в Скотленд-Ярде теперь не обращают внимания на хорошие манеры, Джон!
Говоря это, старая дама улыбалась, так как в душе была рада, что ее можно заподозрить в грехах молодежи. Лорд Марлинворт снова осторожно постучал по столу и заговорил снисходительным тоном человека, который способен все понять и все простить:
— Ах да, коктейль! Этот напиток родился в Америке, как я слышал. И сейчас входит в моду пить его в любое время дня. Но мне хватает и моего доброго шерри, хотя, признаюсь, эти американские напитки не лишены вкуса. Мы живем во времена больших перемен. В пору моей юности у человека всегда находилось время наслаждаться жизнью, «потягивая» ее, как старое бренди. А сейчас молодые люди «пьют» свою жизнь почти залпом. Но как бы то ни было, мы не можем стоять на пути у прогресса.
Лорд Марлинворт откинулся в кресле и сделал правой рукой такой жест, словно приглашал прогресс продолжать свое победоносное шествие.
— Вы проведете Рождество в Чаткомбе? — спросил сэр Джон.
— Да. Мы отправимся туда завтра. На машине. В это время года в поездах так много народу!
