Девять драконов - [35]

— Нет!

— Почему нет? Для чего мы держим его в стороне?

— Я не хочу, чтобы Уолли Херст имел дело с компашкой By.

— Что ты имеешь в виду под компашкой By? Ты знаешь By?

С кем же, спрашивала себя в сотый раз Викки, он встречался на красной джонке? А может, его переговоры о рейсе Гонконг — Шанхай были просто предлогом для частых визитов в Китай?

— Ни при каких обстоятельствах Уолли Херста не должно быть на этой встрече, — приказал Дункан Макинтош безапелляционным тоном.

Озадаченная Викки стала говорить все, что только могла сказать еще, но отец уже давно принял решение.

— Хорошо, тайпан.

— Возьми Вивиан. Ты не пожалеешь.

— Я уже жалею.

Он игнорировал ее слова, сказав:

— Я не собираюсь давать тебе указания, но тем не менее не очень уступай. Запомни: каэнэровцы хотят хорошо выглядеть во время переворота, чтобы все было чин чином. И уж меньше всего им хотелось бы видеть недостроенный отель, торчащий как больной палец. Ты можешь использовать это против них, если будешь умной.

Глава 8

— Не могу поверить, что Комитет по труду повесил такую картину в приемной, — Викки нарушила свое основное правило поведения в отношениях с любовницей отца — никогда не заговаривать с ней без крайней необходимости, но сейчас она была взволнована этой неожиданной аудиенцией.

Вивиан, еще в машине подумавшая, что ее будут дурачить так же как и Викки, тоже хранила молчание всю дорогу. В лифте она попыталась представить себе, чего же могут хотеть китайцы. Обычно становясь еще более вежливой в присутствии Викки, она встала и надела очки, чтобы рассмотреть написанную маслом картину, на которой был изображен трехмачтовый барк, борющийся с бирюзовыми волнами азиатского моря. Морские пейзажи были обычным делом в гонконгских офисах, как плакаты и календари с разными машинами, и Вивиан спросила:

— А что тут такого?

Сожалея, что затеяла разговор, Викки сказала:

— Это представительство Комитета по труду КНР в Гонконге, да? Добрые малые с севера, которые должны помочь нам с рабочей силой?

— Да.

— А вы знаете, что такое торговля рабочими-кули?

Выражение лица Вивиан стало неоднозначным, взгляд настороженным.

В девятнадцатом веке нищие, погибающие от голода китайские крестьяне из Гуандуна и Фуцзяня, шли в кабалу к плантаторам и строителям железных дорог. Миллионами бедняг переправляли на Кубу, Гавайи, в Африку и Америку. Их запихивали как рабов или скот в трюмы кораблей, слишком старых для того, чтобы доверить им ценный опиум, и поэтому эти суда превратили в трещавшие по швам от живого товара плавучие загоны.

— Этот корабль на картине как раз возил кули.

— Вы уверены в этом?

— У нас был флот. На этом корабле, думаю, флаг дома Баттерфилдов или Дентов. У кого-то здесь разыгрался черный юмор.

Сегодня в Китае по-прежнему было полным-полно людей и не хватало всего остального; КНР была обременена миллионами голодных ртов и, по сути дела, возродила торговлю рабочими-кули. Комитет по труду качал себе твердую валюту, отправляя за границу массу безработных, и совсем не случайно приобретал все большее влияние в городах, подобных Гонконгу, — с их острой нуждой в строителях, чернорабочих и обслуживающем персонале отелей.

— И сейчас бедолаги живут в бараках в Шэньчжэне, и их перевозят через границу в грузовиках для скота. Ничего не изменилось — те же кули, рабочие по контракту.

— Может быть, — сказала Вивиан, — эта картина осталась от прежних арендаторов. Кажется, Комитет по труду переехал сюда недавно.

Внеся свою лепту в разговор, Вивиан села, спокойная и собранная; ни один шелковистый волосок не выбивался из прически, макияж безупречный, глаза смотрели в сторону.

Викки замолчала. Конечно, Вивиан была права.

Каэнэровские чинуши носились галопом по Гонконгу, как всякая гадость в период муссона. Двенадцать лет, после Декларации 1984 года, они ежедневно прибирали к рукам все новые и новые офисы. Казалось, целые департаменты перебрались сюда из Пекина, на должность в Гонконге претендовал целый рой бюрократов — от высших чинов до самых мелких клерков. «Бэнк оф Чайна» построил здесь самое высокое в Азии здание, возвышающееся над центром, как серебристый поезд, поставленный на попа, но Пекин быстренько наводнил его целым морем крючкотворов и снова рыскал глазами в поисках новых помещений.

Дешевых помещений. Прежние расточительные годы, когда они воротили нос от всякого присутствия капиталистов, канули в вечность. Коммунисты вернулись к прижимистости, когда инфляция заставила экономические реформы поубавить шаг. Сегодня разгороженные офисы, подобные этому, в «Джардин-хаусе», «Доме с тысячей дырок», как прозвали его китайцы за круглые окна, стали нормой. Викки обратила внимание, что они наполовину урезали приемную. Позади стены этой тусклой, унылой, со спертым воздухом приемной наверняка были бесчисленные клетушки офисов, в каждом из которых, как сычи в дупле, сидели безликие клерки в белых рубашках из полиэстера и пластмассовых очках.

Викки была в отвратительном настроении, что мешало ей мысленно настроиться на встречу с новым незнакомым чинушей, и она все еще была не готова, когда вынырнул переводчик, улыбаясь и расшаркиваясь, чтобы проводить их к мистеру Ву.