Девяностые - [56]

Я, наверное, не имею права жаловаться. В 1992 году мой любимый Народный фронт, обещавший всем жителям Латвии гражданство, от своих обещаний отказался. Тремя годами позже Сейм принял закон о гражданстве, по которому на латвийский паспорт мог претендовать только тот, чьи предки жили в Латвии до советской оккупации. Нищая, ободранная страна махом отказалась даже от тех, кто поддерживал ее борьбу за свободу. Отца стали травить на работе - он всю жизнь преподавал на русском, теперь стали требовать, чтобы он преподавал на латышском, а ввиду большой численности русских в Латвии никто из папиных коллег не учил язык настолько глубоко, чтобы на нем читать лекции. Ввели ограничения для неграждан на работу. В течение первых лет независимости меня били более десяти раз, а однажды - прямо во дворе моего дома в старой части города - избили так, что сломали нос, и, если бы не подъехавшая полиция, могли бы и убить. И каждый раз нападению предшествовали недолгие выяснения того, почему же это я так плохо говорю на латышском. И почти никогда не забирали денег.

Примерно в такой обстановке мы дожили до середины 90-х, когда я поехал на работу в Данию, где провел около полугода. Самый главный сюрприз ждал меня по возвращении. Отец, не желавший меня волновать, сообщил мне, что за время моего отсутствия довоенные владельцы нашей квартиры подали в суд, чтобы добиться реституции своей бывшей собственности. Мы обратились к юристу, который сообщил нам, что существует целый ряд препятствий, которые не позволят лишить нас квартиры. Мы на несколько месяцев успокоились - пока однажды к нам не пришли какие-то странные люди в сопровождении человека в форме, не показали некую бумажку и по-латышски не потребовали, чтобы мы убирались из нашей квартиры вон. Выяснилось, что суд, на который нас не вызывали, успел принять решение в пользу прежних владельцев и, более того, срок обжалования этого решения уже вышел. Мы, естественно, указали всей этой компании, куда она должна идти со своей филькиной грамотой. Через три дня к нам пришли судебные приставы, схожие с мордатыми ОМОНовцами. Мы забаррикадировались в квартире. Продержались полчаса, после чего сводный отряд судебных приставов и владельцев выломал дверь, вошел в нашу квартиру и начал выкидывать из окон все, что попадалось под руку.

Внизу нас, помимо обломков мелкой мебели и валяющихся в грязи книг, ждал автобус, с помощью которого нам предлагалось проехать к месту нашего временного проживания и в течение трех суток перевезти прочее имущество. Местом временного проживания оказалась улучшенного типа бытовка, запаркованная на окраине Риги. Через неделю нас обещали переселить в гостиницу, через месяц - в так называемую социальную, то есть государственную квартиру (без права получения ее в собственность). Но мы, неграждане республики Латвия, приняли другое решение: позвонили дальним родственникам в России, оказавшимся необычайно отзывчивыми людьми, очень быстро продали все, что можно было продать, и с двумя чемоданами высадились на перрон Рижского вокзала в Москве.

Я должен сделать одно признание. В 1998 году, после принятия Закона о натурализации, я очень захотел латышский паспорт. Не знаю почему - наверное, хотелось урвать с малой родины хоть шерсти клок. Если раньше гражданство получить было нельзя никак, то после этого закона можно было сдать экзамен по языку и истории, и присягнуть на верность Латвии.

Я приехал в Ригу, остановился у друзей, записался на экзамен. Меня очень быстро срезали на языке, который я, повторюсь, знаю до сих пор неплохо, зарабатываю переводами с него и на него. Мне стало ясно, что ничего не изменилось, и я уехал, переживая острое чувство стыда за свое шкурничество.

Во всей этой истории меня больше всего поражает одна вещь. Латвия считается цивилизованным государством - большинство стран ЕС отменило визы для латышей еще тогда, когда россиян трясли на всех границах будто африканцев. Сейчас у этой страны так и подавно все есть - Шенген, европаспорта, НАТО на границах, живи не хочу. А есть моя семья с ее частной историей, которая больше походит на летопись каких-нибудь палестинских беженцев - и еще много, очень много таких семей, которым не повезло с национальностью, местом и обстоятельствами рождения. И пусть сидящие в Страсбурге или Брюсселе люди дадут себе труд… даже не задуматься, а просто сопоставить рассказанное мною с тем образом маленькой тихой европейской страны, который возникает у них в голове при слове «Латвия».

Записал Алексей Крижевский

Людмила Сырникова ВВЖ

Настоящий либерал, истинный демократ

Дефолт. Правительство Кириенко отправлено в отставку. Ельцин рекомендует Черномырдина. Коммунисты дважды голосуют против, телекамеры фиксируют думское табло: «Решение не принято» - и Черномырдина, постукивающего, как в театре, пальцами по перилам правительственной ложи. На лице Черномырдина - контролируемое отчаяние. Явлинский предлагает кандидатуру Примакова. Против голосует единственная фракция - ЛДПР. «Решение принято», - загорается на табло. Примаков выходит на трибуну говорить речь: «Я фокусы… Я не фокусник…» Говорят, что после заседания министр печати Лесин встретил главу ЛДПР Жириновского в длинном коридоре бывшего Госплана. «Что же вы голосовали не как все?» - спросил флегматичный Лесин. Жириновский собрал пальцы правой руки в щепоть, поднес к лицу Лесина, мелко пошевелил пальцами. «Меня не проинструктировали», - сказал он и удалился по коридору.