Девяностые - [51]
Belive me belive me belive me belive me
несется ввысь, к сонму черных богов на крыше зеленого здания, к черному ангелу с крестом, попирающему змея, и выше, к серому светлому небу, к облакам, в бездонную высь, и с вышины площадь, запруженная разноцветной массой, становится все меньше, уже и боги и ангел меньше черных точек, и уже видна река, стремительно сужающаяся, и точки зданий все меньше, меньше, Алые паруса, колеблемые волнами реки, сливаются в крошечную красную точку, и
Belive me belive me belive me belive me
весь город становится маленьким-маленьким, и оказывается со всех сторон сдавленным огромными громадами голубых прекрасных небоскребов, они растут ввысь, вместе со звуками, справа, слева, с запада, с востока, площадь с зеленым и желтым зданием такая игрушечная, и синеватая башня в облаках играет праздничной иллюминацией, и Алые паруса полощутся в небе, огромные, мечта, юность, надежда, они на небоскребах, на башне, везде, все так весело, замечательно, обильно, свободно, и
Belive me belive me belive me belive me
два взрослых парня-охламона предложили девочке и Дианке взять подсадить их на плечи, чтобы лучше было видно. Хихикая, они согласились, девочке льстило, что парням года двадцать два - двадцать три, приятно было чувствовать их теплые шеи между ляжек и руки на своих икрах, парни были нормальные, потом фейерверк озарил площадь, ракеты взрывались в воздухе, осыпая все драгоценными искрами, вместе с шеями парней девочка с Дианкой раскачивались в воздухе, все опьяняло, счастье захлестывало
Belive me belive me belive me belive me
потом девочка и Дианка согласились пойти с парнями на Петроградку, у парней закончилось пиво, они долго стояли в очереди в ночной магазин, все так смешно ругались матом, и Дианка тоже ругалась, смешно, парни все пили пиво, и ходили ссать, прямо у стен домов, смешно так из-под их расставленных ног вытекали пенные широкие лужи, девочка с Дианкой тоже бегали ссать под кустики около желтого собора, присели там вдвоем и хихикали в ответ на смешную матерщину проходивших мимо других, не своих, парней, свои стояли в стороне, а потом лазали по чердакам, парни знали ход, смотрели на город сверху, парни стали их с Дианкой лапать и все время пили пиво, Дианка довольна была, девочка тоже, но потом девочке как-то это надоело, парень совсем на ногах не держался, от него противно пахло пивом, он все тыкался в нее своим слюнявым ртом, шатаясь, девочка его оттолкнула, захотела домой, убежала, а он пошатнулся, махнул рукой и что-то пробормотал вслед
Belive me belive me belive me belive me
Вот девочка и стояла на Троицком мосту. Мост свели в пять часов, и как только девочка перешла его, «… разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились;
И лился на землю дождь»…
И потоки воды уносили пластиковые бутылки, и грязь, бумажки сбивались к краю тротуара, намокали алые полотнища по бокам высокой дощатой сцены, подростки с осоловевшими глазами, сидевшие прямо на краях тротуаров, бросились искать убежища под навесами подворотен, а подворотни все были забраны решетками с кодовыми замками народившейся буржуазии, осколки пивных бутылок дрожали под струями, и девочка пришла домой вся, ну абсолютно вся мокрая.
* ЛИЦА *
Олег Кашин
Замечательная толпа
Кто начинал перемены
I.
Этот день формально до сих пор остается государственным праздником - Днем российского флага, но его уже почти никто не отмечает, только активисты СПС и близких этой партии движений выходят на Новый Арбат. А больше никаких торжеств не происходит.
А тогда казалось, что праздник - на века, и все было впервые. Впервые площадка у Дома Советов РСФСР (сегодня он называется Домом правительства, а вокруг площадки - массивная чугунная ограда, за которую никого не пускает ФСО) называлась площадью Свободной России, впервые (решение о смене флага парламент принял именно в то утро) над Домом Советов развевалось бело-сине-красное полотнище - маленькое, а тридцатью метрами ниже, на фасаде цокольного этажа, был растянут такой же флаг, только гигантский, - тот самый, знаменитый, который утром 19 августа принес к зданию парламента Константин Боровой, по какому-то недоразумению считавшийся тогда живым символом возрождающегося русского капитализма.
Было 22 августа 1991 года.
II.
На крыше цокольного этажа (демократическая версия трибуны Мавзолея) стояли вожди - Борис Ельцин, Руслан Хасбулатов, Гавриил Попов, Иван Силаев, Александр Руцкой. Под ними колыхалось людское море. Такие митинги в тогдашней Москве происходили достаточно часто, но впервые митинг в прямом эфире транслировали по центральным телеканалам. Время от времени на экране возникал титр - «Митинг победителей». Вожди говорили какие-то подобающие случаю вещи, людское море скандировало в ответ «Россия!» и «Ельцин!», а потом вожди скрылись в своих кабинетах (годы спустя Александр Коржаков расскажет в мемуарах, что в этих кабинетах происходило), а людское море, поколыхавшись еще с полчаса, содрало с фасада гигантский флаг и потекло переулками к центру Москвы.
III.
«Это была замечательная толпа», - ностальгически вздыхает мужчина в сандалиях, с которым мы разговариваем, сидя на лавочке в бетонном дворе на юго-западе Москвы; домой к нему нельзя - там гости. Мужчину зовут Михаил Шнейдер - в августе 1991 года он был помощником мэра Москвы и ответственным секретарем (то есть начальником аппарата) «Демократической России» - фигурой совсем не публичной и не слишком влиятельной, но тогда, 22 августа, вышло так, что именно он и его коллега по аппарату Александр Осовцов оказались практически единственными (то есть были еще какие-то видные деятели - Александр Музыкантский, Евгений Савостьянов, московские и российские депутаты, но они растворились где-то в хвосте, а Шнейдер с Осовцовым оказались во главе колонн) нерядовыми деятелями в той толпе. А толпа была замечательная.
