Девяностые годы - [23]
Жизнерадостность и неукротимая воля к тому, чтобы выжить вопреки смертоносному зною, спаяли воедино людей всех уровней и положений, помогая им пройти через все передряги, как выражался Динни. Время от времени из кустарниковых зарослей возвращался старатель, высохший, как скелет, с диким взором и косматой бородой, почти потерявший рассудок от голода и жажды. Ходили рассказы о людях, пивших собственную мочу, чтобы не умереть, об одном старателе, будто бы убившем свою лошадь и выпившем ее кровь, чтобы поддержать в себе жизнь.
Считалось, что, если человек умирает от голода, он имеет право взять пищу у другого старателя. Но если на каком-нибудь участке были выложены инструменты, это означало, что его владелец болен, и горе тому, кто попытался бы захватить этот участок.
Когда запасы воды стали истощаться, дело чуть не дошло до бунта. Пришел караван верблюдов с двумястами галлонов воды для Билла Фаахана, выстроившего трактир и условившегося с одним афганцем, что тот будет привозить ему воду из водоема, находившегося за пятьдесят миль. Люди накинулись на караван, как одержимые, и стали с боя брать воду; это продолжалось до тех пор, пока Билл с ними не сторговался, предложив оставить для трактира пятьдесят галлонов, а остальное раздать старателям. Один старик, ошалевший от жажды, так сильно перегнулся через край бочки, что, потеряв равновесие, свалился в воду и его пришлось оттуда выуживать.
Старатели шутили, что в тот день он получил воды больше, чем ему полагалось; а Билл ужасно бранился, что вот какой-то вонючий старик испакостил ему воду. Но и ругань и смех были делом привычным. Наплевать на все, лишь бы хватило воды и пищи, пока не начнутся дожди.
— Вот когда пойдет дождь…
— Вот когда дождемся ливня…
Эти слова были у всех на устах. Даже золото не так манило теперь людей, как вода.
Кочевники обходили стороной лагерь белых, пока стояла хорошая пора и можно было охотиться на кенгуру, бунгарра и эму на равнинах и в далеких горах. Когда же началось сухое время года, они пришли к Нарлбин-Роксу, к своему колодцу в Кулгарди, и увидели, что там хозяйничают белые и что воды осталось чуть-чуть — люди и животные почти всю выпили. Им пришлось довольствоваться мочажинами и небольшими водоемами, тайну которых они строго хранили.
Вокруг пересохших бочагов и впадин валялись трупы кенгуру и даже ворон, а у белых было продовольствие, и темнокожие, словно мухи, окружили лагерь, кормясь требухой и остатками пищи в жестянках и бутылках, которые выбрасывали лавочники.
Вино и табак! Любого туземца можно было рано или поздно купить этими благами. Они выходили из зарослей худые и голодные, с одной лишь волосяной повязкой вокруг бедер, а женщины — молодые были очень миловидны — просто нагие. Через минуту они уже шныряли по лагерю, вырядившись в старое тряпье, клянчили пищу и табак и выменивали своих жен, а потом в зарослях, под звездным небом, творили заклинания, призывая дожди и оплакивая свою горькую судьбу.
Вскоре кочевники выучили несколько слов по-английски, а белые несколько слов на туземном языке. Так возникла смешанная речь, которую понимали и те и другие.
Тачка была предметом, широко распространенным среди старателей, и темнокожие прозвали дилижанс «большая тачка», а лошадь с повозкой — «тачка с лошадкой». Увидев в первый раз верблюда, они воскликнули: «Большой эму!»
Находясь среди белых, туземцы держались с угрюмой замкнутостью, но между собой смеялись над белыми и пели песни, где вышучивали ненасытную жадность пришельцев к желтому камню, который те называют золотом и который нельзя ни выпить, ни съесть, и то упорство, с каким белые, разыскивая его, зарываются в землю, точно крысы.
Многие старатели, хорошо знавшие страну, поддерживали дружбу с туземными жителями, и туземцы частенько помогали им, когда они шли на разведку. Но были и такие, которые видели в туземцах только «черномазых», обращались с ними хуже, чем с собаками, злоупотребляли их доверчивостью, похищали их женщин, оскорбляли их и били по малейшему поводу.
— У меня лично, — говорил Динни, — никаких столкновений с туземцами не было. Я всегда обращался с ними дружески и не трогал их женщин. Поэтому я был в безопасности. Впрочем, у них другие понятия о мести, чем у нас. По их законам, если человек, принадлежащий к одному племени, убьет человека из другого племени, то мстят любому члену того племени, к которому принадлежит виновный. Вот почему многие старатели, производившие разведку к востоку и северу, были заколоты, а их лагеря разграблены. Они поплатились за грабежи и убийства, совершенные другими белыми. Кстати сказать, чернокожие на Лейвертоновых холмах всегда славились своей свирепостью. Но те, которые кочевали между Южным Крестом и Кулгарди, были люди мирные и незлобивые — сущие младенцы.
Динни считал, что нужно оставаться в Кулгарди, раз еще удается добывать хоть немного воды. Он подбадривал товарищей, уверял их, что теперь со дня на день можно ждать грозы с ливнем. Динни исследовал местность в двадцати пяти милях к северо-востоку и надеялся найти там золото. Он решил отправиться туда, как только начнутся дожди.
Роман прогрессивной писательницы К. Причард (1883–1969) «Золотые мили» является второй частью трилогии и рассказывает о жизни на золотых приисках Западной Австралии в первую четверть XX века.
Роман «Крылатые семена» завершает трилогию прогрессивной австралийской писательницы К. Причард (1883–1969), в которую входят «Девяностые годы» и «Золотые мили».
В издание вошли рассказы Генри Лоусона: «Товарищ отца», «Билл и Арви с завода братьев Грайндер», «Жена гуртовщика», «На краю равнины», «В засуху», «Бандероль», «Эвкалиптовая щепка» и мн. др., а также роман Катарины Сусанны Причард «Девяностые годы» (1944) — первая часть трилогии о западноавстралийских золотых приисках, над которой К.-С. Причард работала десять лет (с 1940 по 1950 год).
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Имя Катарины Сусанны Причард — замечательной австралийской писательницы, пламенного борца за мир во всем мире — известно во всех уголках земного шара. Катарина С. Причард принадлежит к первому поколению австралийских писателей, положивших начало реалистическому роману Австралии и посвятивших свое творчество простым людям страны: рабочим, фермерам, золотоискателям. Советские читатели знают и любят ее романы «Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена», «Кунарду», а также ее многочисленные рассказы, появляющиеся в наших периодических изданиях.
Последний роман австралийской писательницы-коммунистки Катарины Сусанны Причард (1884–1969) посвящён борьбе за мир, разоружение, против ядерной войны.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.