Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения - [179]

Он оскорбляет труп ударом по лицу.

Коснея в бездне лжи, стяжательства и блуда,

Судья ждет подкупов, священник — синекур,

И бога своего, как некогда Иуда,

В Париже в наши дни вновь продает Сибур.[472]

Гнусавят нам попы: «Покорствуйте! На троне

Избранник господа и курии святой».

Когда они поют, меж набожных ладоней

Нетрудно разглядеть зажатый золотой.

На троне — негодяй! Пусть он помазан папой,

Он дьявольским клеймом отмечен с давних пор.

Державу он схватил одною хищной лапой,

Сжимает он в другой палаческий топор.

Ничем не дорожа, попрал паяц кровавый

Долг, добродетель, честь, достоинство церквей;

От власти опьянев, он пурпур нашей славы

Постыдно запятнал блевотиной своей.

Но если мой народ в бессовестном обмане

Погрязнет, — может быть, и это впереди, —

И если, отказав в приюте, англичане

Изгнаннику шепнут: «Нам страшно, уходи!»

Когда отринут все, чтоб угодить тирану;

Когда помчит судьба меня, как лист сухой;

Когда скитаться я от двери к двери стану

С изодранной в клочки, как рубище, душой;

Когда пески пустынь и в небесах светила —

Все будет против нас, отверженных гоня;

Когда, предав, как все, трусливая могила

Откажется укрыть от недругов меня, —

Не поколеблюсь я! Я побежден не буду!

Моих не видеть слез тебе, враждебный мир.

Со мною вы всегда, со мною вы повсюду —

Отчизна, мой алтарь! Свобода, мой кумир!

Соратники мои, мы цели величавой,

Республике верны, и наша крепнет связь.

Все, что теперь грязнят, — я увенчаю славой,

Все то, что ныне чтут, — я ниспровергну в грязь.

Во вретище своем, под пеплом униженья,

Греметь я буду: «Нет!» — как яростный набат.

Пусть в Лувре ты теперь; но предвещаю день я,

Когда тебя сведут в тюремный каземат.

К позорному столбу вас пригвождаю ныне,

Продажные вожди обманутой толпы!

Я верен вам навек, опальные святыни,

Вы — стойкости моей гранитные столпы.

О Франция! Пока в восторге самовластья

Кривляется злодей со свитой подлецов,

Тебя мне не видать, край горести и счастья,

Гнездо моей любви и склеп моих отцов.

Не видеть берегов мне Франции любимой;

Тяжка моя печаль, но так велит мне долг,

Я на чужой земле, бездомный и гонимый,

Но мой не сломлен дух, и гнев мой не умолк.

Изгнание свое я с мужеством приемлю,

Хоть не видать ему ни края, ни конца,

И если силы зла всю завоюют землю

И закрадется страх в бесстрашные сердца,

Я буду и тогда республики солдатом!

Меж тысячи бойцов — я непоколебим;

В десятке смельчаков я стану в строй десятым;

Останется один — клянусь, я буду им!

Джерси, 14 декабря

ПЕРЕД ВОЗВРАЩЕНИЕМ ВО ФРАНЦИЮ [473] Перевод М. Лозинского

Сейчас, когда сам бог, быть может, беден властью,

                          Кто предречет,

Направит колесо к невзгоде или к счастью

                          Свой оборот?

И что затаено в твоей руке бесстрастной,

                          Незримый рок?

Позорный мрак и ночь, или звездой прекрасной

                          Сверкнет восток?

В туманном будущем смесились два удела —

                          Добро и зло.

Придет ли Аустерлиц? Империя созрела

                          Для Ватерло.

Я возвращусь к тебе, о мой Париж, в ограду

                          Священных стен.

Мой дар изгнанника, души моей лампаду,

                          Прими взамен.

И так как в этот час тебе нужны все руки

                          На всякий труд,

Пока грозит нам тигр снаружи, а гадюки

                          Грозят вот тут;

И так как то, к чему стремились наши деды,

                          Наш век попрал;

И так как смерть равна для всех, а для победы

                          Никто не мал;

И так как произвол встает денницей черной,

                          Объемля твердь,

И нам дано избрать душою непокорной

                          Честь или смерть;

И так как льется кровь, и так как пламя блещет,

                          Зовя к борьбе,

И малодушие бледнеет и трепещет, —

                          Спешу к тебе!

Когда насильники на нас идут походом

                          И давят нас,

Не власти я хочу, но быть с моим народом

                          В опасный час.

Когда враги пришли на нашей ниве кровной

                          Тебя топтать,

Я преклоняюсь ниц перед тобой, греховной,

                          Отчизна-мать!

Кляня их полчища с их черными орлами,

                          Спесь их дружин,

Хочу страдать с тобой, твоими жить скорбями.

                          Твой верный сын.

Благоговейно чтя твое святое горе,

                          Твою беду,

К твоим стопам, в слезах и с пламенем во взоре,

                          Я припаду.

Ты знаешь, Франция, что я всегда был верен

                          Твоей судьбе,

Я думал и мечтал, в изгнании затерян,

                          Лишь о тебе.

Пришедшему из тьмы, ты место дашь мне снова

                          В семье своей,

И, под зловещий смех разгула площадного

                          Тупых людей,

Ты мне не запретишь тебя лелеять взором,

                          Боготворя

Непобедимый лик отчизны, на котором

                          Горит заря.

В былые дни безумств, где радостно блистает

                          Кто сердцем пуст,

Как будто, пламенем охваченный, сгорает

                          Иссохший куст,

Когда, о мой Париж, хмелея легкой славой,