Девушки нашего полка - [5]
Ей никто не ответил, и Катя, накинув шинель, вышла. Марийка пожала плечами, беззвучно рассмеялась.
— До чего же все мы невинные ангелочки! — И, нахмурив брови, добавила: — Только после войны никто этому не поверит. Одно слово, фронтовички! — Ребром ладони Марийка смахнула со стола крошки и, встретившись со мной глазами, покраснела.
Надо было спешить в батальон. Попрощавшись с девушками, мы вышли. За нами вышла Вера Берестнева.
— Вы в первое хозяйство? — спросила она меня.
Я ответил утвердительно.
— Нам по пути, — сказала Вера. — Идемте!
Толька остался в полку, а мы с Верой пошли на передовую. Над нами посвистывали пули, угрожающе рыкали снаряды. Но со мной рядом шла девушка, первая девушка за два с половиной года войны, с которой мы были вдвоем в такой ночи и не знали, как начать разговор…
Все это я вспоминаю сейчас в стационаре, уставившись на плюшевый от инея квадрат окна. Подо мной поскрипывает топчан, как тогда под Лидой, девушкой с какой-то тайной на сердце. Как и тогда, Марийка слушает настойчивый шепоток мужчины и, вероятно, так же улыбается и краснеет, пожимая узкими плечами с серебристыми погончиками на темно-зеленой диагоналевой гимнастерке.
Целую неделю я валяюсь в стационаре санроты. Целую неделю Марийка и Нина ухаживают за мной. Когда поступают раненые, обе они целыми ночами не смыкают глаз. Мы со старшим лейтенантом поочередно дежурим то с Марийкой, то с Ниной, потому что сменить их некому. Мне все равно, с кем из них дежурить, но напарник мой охотнее идет на дежурство Нины.
И тогда я долго слышу сдержанный смех девушки и торопливый шепот Дерябина. О чем они шепчутся, меня не интересует. Пусть себе шепчутся. Только обидно за Витьку Верейкина, который любит Нину. Теперь он в госпитале.
Сегодня весь стационар переезжает на новое место, поближе к полку, который, по рассказам раненых, находится уже от нас в восьмидесяти километрах. Неплохой рывок за неделю по зимнему бездорожью!
Ездовые и санитарки — Люба и Зоя — укладывают в повозки последние вещи, и мы трогаемся. Острый ветер гонит сухой, колючий снег, сбивает на дорогу стрельчатые гребни сугробов. Я и Марийка идем далеко впереди обоза.
С каждым часом расстояние между нами и обозом все больше увеличивается. Завьюжило. Белесая кутерьма заплясала вокруг, засыпая нас хлесткой снежной пылью.
Мы то проваливаемся по колено, то снова выбираемся на дорогу.
— Ну как? — кричу я Марийке.
Она пытается улыбнуться. Но я вижу, что она замерзает. Легкая шинелишка и сапожки не спасают ее от стужи.
Через несколько минут она уже не может ответить. Я срываю с нее перчатки домашней вязки и растираю закоченевшие руки.
— Лучше? Идем!
Марийка кивает головой, но продолжает стоять. Вижу по ней: замерзли ноги. Я стою перед ней и не знаю, что делать. Мне-то, уральцу, что? Мне такие вьюги нипочем. А вот она…
— Андрюша…
Щеки Марийки вспыхивают жаром. Я вижу: что-то она хочет сказать, но стыдится.
Вспомнился сорок второй год на Волге. На трамвайной линии в луже крови лежит девушка-санитарка и ревет. Я и мой приятель подходим к ней, хотим поднять, но она начинает взвизгивать и брыкаться. Ранение в пах. Поблизости, как назло, никого из женщин. Лужа крови быстро увеличивается.
— Ну что тебе стыдиться? — начинает уговаривать раненую мой товарищ. — Рана — это такое дело… бессовестное. Ты только не брыкайся, мы мигом.
— Уходите-е! Не дам перевязыва-ать… Лучше умру…
— Дура ты! — уже кричит мой напарник. — С ума сошла, что ли? Жизни не жалко? Глянь, кровищи-то сколько! Помрешь, а на нас позор: девку не смогли перевязать. Срамота! — И решительно приказал мне: — Что с ней валандаться! Держи ее за руки!
И мы перевязали девушку.
— Ну вот… А ты как под ножом. Пуля, она не спрашивает, куда залететь. Долбанет — и все тут, — добродушно басит мой напарник. И философски заканчивает: — Стыд тут ни при чем. Ранение — это дело такое…
Девушка утирает слезы и тихо говорит:
— Спасибо вам.
— Оно, конечно, не за что… Все воюем…
Воспоминание об этом случае придает мне решительности.
— Коленки, что ли?
Губы Марийки вздрагивают.
— Ага.
Я снимаю рукавицы и на какое-то мгновение теряюсь. Что, собственно, я еще должен делать? Ведь Марийка — друг, товарищ, и ей нужно помочь. Она, видимо, понимает мое замешательство, на глазах ее выступают слезы.
— Снимай! — кричу я как можно грубее и отворачиваюсь.
Вьюга точно взбесилась. Она рвет полы шинелей, норовит свалить с ног. Я стараюсь защитить Марийку своим телом от свирепых ударов ветра. Хватаю горсть снега и остервенело растираю то одну, то другую ее ногу. Она кричит от боли. Я тоже кричу:
— Потерпи немного! Я сейчас…
— Прости, Андрейка, — говорит она.
— За что?
Марийка не знает, как ответить. И вдруг ее посиневшие губы, сведенные холодом, вызывают у меня смех. С трудом сдерживаясь, спрашиваю:
— Теперь как? Можешь идти?
Вместо «могу» она говорит «гогу».
И мы, держась за руки, бредем дальше по гребенчатым заносам и отшлифованным ветром перекатам дороги.
Ночуем в каких-то заброшенных среди поля домах. Обоз нас догнал. Мы с Марийкой находим небольшую комнатушку. Хозяйка — женщина средних лет с двумя девочками-близнецами. Половину комнатушки занимает широкая деревянная кровать, на которой они спят все трое, другую половину заняли мы с Марийкой. Мы сразу же свалились и, едва укрывшись шинелями, заснули.
Повесть «Сто дней, сто ночей» посвящена героическому подвигу советского народа в годы Великой Отечественной войны.
Повесть «Отчаянная» посвящена героическому подвигу советского народа в годы Великой Отечественной войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.