Девушки - [11]

— Милые, — скажет она, — он вышмыгнул из колхозного амбара и прямо саданул в пруд. Я даже дырку видела во льду: он, бес-то, словно огнем прожег ее. Вот благодаря этому бесу-то ржица колхозная и утекает.

Те, которые воруют колхозную ржицу и другое добро, не возражают Протасовой, даже поддакивают ей. Другие же люди только мрачнеют, качают головами и отплевываются, а про себя думают: «Хитра, ведьма! Притчами говорит, и каждое слово — змеиный яд». Люто ненавидела Ульяна Ивановна колхозные порядки.

В этот раз никто не проходил по улице, и Ульяне Ивановне было скучно. Она зевала и после каждого зевка крестила рот, чтобы не влетел какой-нибудь бесенок в виде комара или мошки.

«Что это девки, бабы и парни делают только дома? — с беспокойством и злостью спрашивала она себя. — Неужели книги читают? — И сама же себе вызывающе отвечала: — Может, и читают! Как же им теперь не читать книжки: всякая пигалица — тьфу! — в анжинеры или в дохтура метит!»

На свою свинью, сладко дремлющую на навозе в лучах солнца, на галок и грачей, дергающих щетину, Ульяне было неинтересно смотреть. Но вот она бросила взгляд на крылечко соседней избы, и от удовольствия на мгновение закрылись щелки глаз, сердце сильно застучало, пальцы рук сжались и тут же разжались, как бы намереваясь вцепиться в лебяжью шею девушки, такой стройной, статной и черноглазой. Ольга, не замечая старухи, сбежала с крыльца, свернула направо, поравнялась с нею и, не взглянув на нее, устремилась вперед, под гору.

— Здорово, красавица! Кхе-кхе!

Ольга, вздрогнув от неожиданности, обернулась и ответила:

— Здравствуйте, бабушка Ульяна. Простите, что не заметила.

— Не сержусь, красавица, не сержусь! У молодых мода не замечать старых. Я каждый день, когда солнышко пригревает, сижу на этом месте. Пора бы вам привыкнуть ко мне. Я все же соседка твоей матушке. Да и свинья моя вон греется. Она выходит — и я за нею. Кхе-кхе!

— Это я с детства знаю, бабушка Ульяна, а потому и бегу всегда сломя голову. Ужасно боюсь свиней, — проговорила Ольга и покосилась на яркий, с крупными цветами ковровый платок Ульяны.

Старуха не расставалась с ним ни летом, ни зимой.

— Я слышала, что Дашка Кузнецова привезла своего сыночка, — открыв щелки глаз, проговорила Ульяна и притаилась.

— Привезла, — ответила девушка дрогнувшим голосом и опустила глаза. «Сколько же гадостей разнесет про Дашу эта первая сплетница на селе!» — подумала она и поежилась, как от холода.

— И никто не знал, что она родила… Говорят, от арестанта, вот только поэтому и скрывала три с лишним года. Она познакомилась с арестантом на торфяном болоте… Кхе-кхе!

— Неправда, — сказала Ольга, — у Даши нет ребенка, и никакого арестанта она не знает. Все это сплетни.

— Неправда? Нет, правда! Я это узнала из вернейших уст. — Губы старухи зашевелились с таким шипением, словно у нее в горле потревожили сотню свившихся змей. — Да я и не дивлюсь этому — все девки теперь такие.

— Ребенка Даша привезла, но не своего. Она не могла родить тогда, когда ей было четырнадцать лет!

Старуха повела в сторону Ольги огромным носом, похожим на сизый кривой огурец, и прошипела:

— А вот она, твоя Даша, сумела родить!

— Бабушка Ульяна, — тихо, не поднимая блеснувших усмешкой глаз, заговорила Ольга, — я уж признаюсь вам… Вы только никому не говорите, особенно маменьке…

— Как это можно, красавица! — подхватила Ульяна. — Умру, а не скажу!

— Ребенок мой!

— Твой? Ну, это, девка, брешешь! Как же это я могла не заметить? Пуза-то ты не могла спрятать от моих глаз… Не верю, не верю! Кхе-кхе!

— Мой, — твердо повторила Ольга. — Я только на время отдала его Даше, чтобы мама… А пузо я, бабушка, прятала от людей… больше, признаюсь, от вас… И мальчика я родила в Рязани, в Доме колхозника. Был он маленький-маленький, не больше тех кабачков, что растут у вас на огороде, только длиннее.

— Да что ты, девка!

— Истина, бабушка Ульяна!

— От кого же ты родила?

— И сама не знаю, — смутилась Ольга и провела ладонью по глазам, чтобы отмахнуть полымя платка.

— Как не знаешь? — привскочив, прошипела Ульяна. — Тут ты и врешь, девка!

— Не вру. Как же я посмею соврать вам! Я пошла за Оку по ягоды. День был жаркий. Ягоды собирала на поляне — поляна от них была красная, как ваш платок. Я наполнила ими корзинку, устала, растомилась, легла на спину и, глядя в синее небо, задремала. А в это время и подсыпался ко мне какой-то… — Ольга замолчала, склонила голову и вздохнула.

— Так не знаешь кто? — Платок задергался, словно под ним забегали мыши. — А рожу-то его видела?

— Видела, — ответила тихо Ольга.

— Ну?

— Лица его, бабушка, не видела. Видела только рожки, рыжую клинышком бородку и копытца — такие, как бывают у козлика.

— Ой, девка! Ты это из какой книжки сказку напеваешь? Не смейся! Поди раньше материно молоко вытри с губ. Так я тебе и поверила!

Привстав, Ульяна поправила на плечах платок и притопнула валенком.

— Что вы сердитесь? Хоть верьте, хоть не верьте мне, а ребенок мой! Мой Костенька! — сердито, с обидой, воскликнула Ольга и отвернулась от старухи. — Про копытного и рогатенького я, конечно, соврала. Он пришел ко мне в образе козла уже после того, как ушел от меня красавец… Что за парень, не знаю.