Девушки без имени - [18]

От этой картины меня отвлек крик под окном. Я знала, что мамы дома не было: она уехала к тетушке в Кенсингтон, а папа играл в теннис. Отодвинув кружевную занавеску, я высунулась прямо в теплый квадрат солнечного света, чтобы посмотреть, кто кричит. Снизу донесся запах сирени. На каменной дорожке стояла крупная женщина в широкополой шляпе и в песочного цвета пальто с вышитыми лацканами. Между ними виднелась нитка темных бус.

Рядом с ней стоял отец. Летом он носил соломенную шляпу вместо фетровой, и эта шляпа вдруг слетела у него с головы, когда человек во фланелевом теннисном костюме неожиданно сбил его с ног. Я зажала рот рукой. Папа вскочил и ударил нападавшего так, что тот отлетел в розовый куст. Женщина снова закричала и отпрянула. Мужчина поднялся на ноги. Лицо у него горело, с рукава свисал клок ткани. Он оторвал его, бросил папе под ноги и ушел. Розовый куст оказался сильно поломан. Я застыла на месте. Никогда прежде мне не приходилось видеть драки. Папа поднял с земли шляпу, изящно поклонился и провел женщину в дом, как будто они посмотрели интересное представление и пришло время чая. Она вошла, оглядываясь через плечо. Алые губы — таких не было больше ни у кого — походили на ехидный третий глаз.

Сердце у меня сильно заколотилось, как будто меня застигли за чем-то нехорошим. Я задержала дыхание, когда их смех зазвенел на лестнице. Сегодня Марго тоже не было дома, я должна была уехать с Луэллой в Уэстчестер, Неала по субботам брала выходной, а Вельма не выходила из кухни. Может быть, именно поэтому папа держал так мало слуг? Шаги послышались у моей двери. С каждым шагом почтение, которое я питала к отцу, рушилось. Смысл происходящего был предельно ясен.

Через стену я слышала дерзкий женский смех. Я опустилась на бежевый ковер. В конце концов смех замолк и в доме стало тихо. Стянув перчатку, я прикусила кожу на своем кривом пальце. Через некоторое время спина у меня затекла, и я стала тревожиться, что мама может вернуться раньше. Когда часы пробили два, я услышала тихий голос отца в коридоре, потом быстрые легкие шаги на лестнице, скрип входной двери.

Я выглянула в окно. Мисс Милхолланд со шляпой в руке шла рядом с отцом к машине. Он закрыл дверцу, постучал в стекло и приподнял шляпу, как будто провожал обычную гостью обычным вечером. Машина умчалась, а отец пошел дальше по улице.

Я заползла в постель и долго лежала, глядя на бледно-голубые обои, которыми когда-то оклеили детскую. Мама не видела смысла их менять. Она, единственная в семье, не верила, что я вырасту. Луэлла говорила со мной о колледже, папа утверждал, что я однажды стану великой писательницей. Мама молчала. Может быть, она не замечала проступков отца, но обо мне она знала такое, от чего нельзя было отмахнуться.

Я прижала палец к запястью. В моем детстве папа так иногда делал, когда я ложилась.

— Все еще бьется, — говорил он.

Луэлла обычно уже спала рядышком. Однажды — я об этом никому не рассказывала — я призналась ему, что боюсь умереть ночью.

— Мы этого не допустим, — ответил он, придвигая стул к кровати. — Я буду сидеть тут, пока смерть не явится, и объясню ей, что она выбрала не ту девочку. «Это же моя орешинка», — скажу я. А если это не поможет, я задам ей такую трепку, какой она долго не забудет. Я обещаю тебе победить смерть.

Он подмигнул, взял меня за руку и держал, пока я не заснула. Проснувшись, я сразу решила, что ночью все случилось именно так.

Я больше не боялась умереть ночью. Несмотря на повторяющийся трепет в груди, уже никто не считал, что я не выживу. И главное, что я так не считала. Никто не ждал, что я проживу долго, но и моей скорой смерти не ждали. Мне было тринадцать, и я как будто оказалась в подвешенном состоянии между детством и юностью, между жизнью и смертью, между мамой и папой, между папой и Луэллой. Я ни на что не годилась.

Солнечные лучи позолотили комнату. По небу плыли белые облачка. Стук крови под моим пальцем вдруг стал рваным, ускорился, замер, замедлился, а потом остановился. Это был не приступ, не потеря воздуха, просто что-то замерло в груди. Окна выпали из рамы, стены шарахнулись в стороны, комната пошла яркой прозрачной рябью. Я понимала, что все еще лежу на кровати, но границ больше не было.

Все вернулось через мгновение. Контуры предметов стали резкими. Вселенная пришла в себя. Я села, схватила ртом воздух. Окна оказались на месте. Стены стояли ровно. Я пощупала запястье — тихое ровное биение вернулось. А может быть, оно и вовсе не останавливалось? Нет, останавливалось. Это не было игрой воображения. Я подошла к столу и попыталась почитать скучный и многословный учебник, надеясь, что это позволит мне закрепиться в реальности. Я не хотела, чтобы мир вокруг плавился. Мне и без того было достаточно тяжело.

Ночью мне приснилась мисс Милхолланд. Обнаженная, она танцевала среди елей с жезлами в руках. Крылатый лев кружил рядом с ней, плавно и изящно ступая в такт ее движениям. Его крылья с выступающими венами походили на драконьи. Музыки не было слышно. Они делали круг за кругом, пока к ним не присоединились сначала орел, вылетевший из-за деревьев, а потом крылатый бык и крылатый человек. Я видела их на карте Таро, но теперь, когда они кружили вокруг женщины, крылья у них увеличились, а тела покрылись глазами, как у животных Апокалипсиса из Библии. Человек подошел ближе, и я увидела, что у него лицо отца, а губы накрашены красным, как у женщины. Я в ужасе подумала, что он сейчас поцелует ее, но женщина исчезла, а на земле осталась лежать мертвая белая лошадь. Теперь создания танцевали вокруг нее, с губ у них капала красная слюна, и они пели «О Господь всемогущий!»-