Девушка выбирает судьбу - [152]

Возвращались они молчаливые и смущенные. Девушка благодарила судьбу за то, что та послала ей джигита, с которым можно идти на край света, застенчиво прижималась к его руке и старалась положить голову ему на плечо. А Касыму было не по себе. Он очень хотел, чтобы все происшедшее оказалось сном.

Рано утром Касым направился на железнодорожную станцию, чтобы купить билет в Алма-Ату. Но и в поезде он все время чувствовал себя преступником, скрывающимся от правосудия. В купе с утра до вечера грохотали костяшками заядлые любители домино. И этот стук действовал на Касыма угнетающе.

— Что голову повесил, джигит? — подмигнул ему веселый узбек.

— Наверное, в родном ауле осталась луноликая красавица, а? — хитро улыбнулся плотный казах средних лет.

И пассажиры начали весело подтрунивать над удрученным джигитом. Касым молча вышел в коридор.

— Мы попали в самую точку. Видели, какой он скучный. Такие кислые физиономии бывают только у неудачников, — радуясь своей проницательности, заметил казах.

— Сущая правда! Я и сам… — начал рассказывать узбек что-то из своей жизни, но у Касыма не хватило терпения слушать его и он ушел в тамбур. Но здесь ему стало еще тоскливее. Всем сердцем рвался он к Каншаим, — но к другой, любимой. С каким-то благоговением вспоминал он вечера, проведенные с нею. Тогда он даже подумать не смел о том, что так легко произошло с этой Каншаим. Ему было стыдно и горько. Он не мог избавиться от чувства брезгливости к самому себе. Терзаясь, он кулаком до крови растер подбородок. Сейчас он вспомнил одну из последних встреч с той Каншаим. Они читали вслух роман Толстого «Воскресенье». Касым горячо сочувствовал Катюше Масловой и считал, что во всем виноват только Нехлюдов. И больше никто!

— А таких, как он, порождал проклятый царизм и эксплуататорское общество, — заключил джигит.

Ну, а что теперь скажешь ты, советский человек и комсомолец Касым Байбосынов? Разве не то же самое совершил и ты по отношению к Каншаим, спасшей твою родную мать от верной смерти?! Как теперь должны думать о тебе люди аула: по твоим громким словам или по делам? И что подумает учительница Каншаим, когда узнает обо всем этом? Мерзость, скотство!

От этих мыслей Касым не находил себе места, ему казалось, что на свете нет человека, более подлого, чем он.

Ему удалось поступить в зооветеринарный институт. Хотя до начала занятий была еще целая неделя, он никуда не выходил из общежития. Много раз принимался писать письмо учительнице, но все не получалось. Наконец махнул рукой, написал, что думал, и, не читая, отправил. Он ничего не утаил, подробно рассказал обо всем, что произошло с ним в родном ауле. Не умолял, не просил прощения, не унижался, не заверял, что ничего подобного с ним больше не случится, не клялся в вечной любви. Просто ему хотелось избавиться от жестоких рефлексий и попытаться вновь стать честным перед собой и перед любимой.

Ничего в своей жизни не ждал он с таким нетерпением, как письма от Каншаим. К счастью, занятия только начались и преподаватели ни о чем не спрашивали. Наконец письмо было получено. Там было всего пять строк. Касым по сей день помнит их наизусть: «Ты оказался безвольным джигитом. Говорят, коварство в любви не прощается. Но я тебя прощаю. Если у тебя осталась совесть, женись на той, которую ты обесчестил, а меня забудь навсегда».

Первым желанием Касыма было поехать к ней, просить прощения, валяться в ногах. Но наутро снова пошел на лекции. Несколько раз писал он Каншаим длинные письма, умолял ее, просил о прощении, уверял, что готов хоть завтра приехать к ней.

Но письма возвращались с пометкой «адресат выбыл».

В ауле Касым Байбосынов появился на зимних каникулах. Он женился на Каншаим-враче, ввел ее в свой дом и вернулся в институт, оставив всю семью на ее попечение.

И теперь, через много лет, Касым снова оказался на Сочинском побережье. Часто приходит он к громадному, побуревшему за два десятилетия камню. Этому человеку еще далеко до старости, он строен, у него прямая осанка, хотя иссиня-черная его шевелюра заметно поредела и засеребрилась. Время унесло многие радостные и горестные события, но та далекая встреча навсегда осталась в его памяти и до сих пор живет острая боль утраты в его теперь уже немолодом сердце. И кажется ему сейчас, что любимая Каншаим, с которой встретился он здесь двадцать один год назад, стоит на снежной вершине и снова зовет его, прощая нелепый грех ветреной юности.

«Я пожелал ей тогда счастья на всю жизнь. Но за все эти годы, и совесть моя тому свидетельница, я не переставал думать о ней и всегда любил ее».

У Касыма теперь сыновья и дочери, ему уже сорок три года. Но до сих пор не может забыть он свою первую любовь. До конца дней она будет сниться ему, пронзая болью протестующее сердце.

НЕ ОЖИДАЛ

перевод Н. Ровенского

По центральной улице города шли двое. Было знойное лето. От жары даже кровь стучала в висках.

Длинный, худой, иссиня-черный джигит Кулмагамбет еще бодрился. А его друг, маленький, круглый человек, с трудом передвигал ноги. Правда, недостаточное проворство в движении Жармагамбет старался возместить живостью разговора. Он, не переставая, нес какую-то немыслимую чепуху. Кулмагамбету оставалось лишь удивляться и поддакивать для приличия: «Вот здорово!», «Неужели?!», «Что ты говоришь?..» При этом он часто вынимал из кармана белый выглаженный платок и крепко вытирал свое худое прыщеватое лицо. Синие глаза его, какие не часто встретишь у казахов, недовольно посматривали на палящее солнце, потом просительно оборачивались к озеру, неподвижно распластавшемуся у самого города: «Подул бы оттуда прохладный ветерок».