Девушка выбирает судьбу - [130]

Мысли ее возвращаются к войне. Что, если бы не было войны и отец остался бы жить?.. Маленькой она всегда угадывала шаги возвращающегося с работы отца. Когда он задерживался в гостях, Бахыт не спала и ждала его. Как бы увлеченно ни играла она со своими куклами, всегда спохватывалась вовремя. «Едет мой папа!» — кричала она и бежала ему навстречу. «Ах ты, моя миленькая!» — говорил всегда отец, подхватывая ее на руки. И его большие твердые руки казались ей шелковыми. Никогда потом в жизни не было ей так хорошо.

Ей рассказывали, что, когда родилась она, отец взял ее на руки и сказал: «Назову ее Бахыт — Счастье. Только Бахыт, потому что она мой первый ребенок и сделала меня счастливым!»

Бахыт мечется на темной поскрипывающей арбе, зажимает рот обеими ладонями, чтобы не плакать… «Папа, милый папа, Папочка!.. Где и как закрылись твои глаза навеки? Чей образ стоял перед твоим взором в те последние страшные минуты? Я твердо верю, что в этот жуткий миг ты прошептал мое имя, перед тобой стоял мой образ, до последнего вздоха ты думал обо мне, о своей бедной дочери!..»

Глубокой ночью приезжает она домой, и разыгрывается безобразная сцена…

В первые дни после приезда ей всегда бывало особенно стыдно. Все казалось, что люди косо смотрят. К собственному дому она пробирается задворками, чтобы не увидели соседи. Мать протирает глаза, смотрит на нее с испугом. А она, ни слова не говоря, хватает обоих спящих малышей, несет их к двери.

— В чем же виноваты эти бедняжки? — пробует заступиться за них мать.

— А ну, отвечай, кто их отцы? — Бахыт вся трясется в исступлении. — Пойду и подброшу им!..

Прибежавшая соседка хочет унять ее, но Бахыт набрасывается и на соседку. Опрокидывает чугунок с жиром специально зарезанного к ее приезду барашка и выбегает во двор. Всю ночь идет она прямо через степь в соседний аул, к родственникам отца. Испуганные глаза матери стоят перед ней, губы ее шепчут одни и те же слова: «В чем же виноваты эти бедняжки?!»

* * *

Да, ее так и зовут Бахыт Утегалиева. Она с отличием закончила среднюю школу и поступила в институт. Когда ее спросили в приемной комиссии о составе семьи, она твердо ответила:

— Имею мать, двух братишек и сестренку.

ИСПОВЕДЬ

перевод М. Симашко

Сверстницы, никогда не знавшие меня, мои подруги и родственницы, соседки по аулу, с которыми я прожила бок о бок свою жизнь, молодые и пожилые, весь женский мир, больше того — все человечество, к вам обращаюсь я со своей исповедью, хочу поведать вам свою сокровенную тайну, которую оберегала от вас много-много лет!..

Да, расскажу все до конца, без утайки, с малейшими подробностями. Поделиться обо всем этом с кем-нибудь просто необходимо. А перед кем мне еще раскрыть свою душу, кроме вас?

Меня зовут Кундуз, а фамилию ношу мужнину — Сейдахметова. Родилась я в тысяча девятьсот девятнадцатом году в одном из аулов нашей прекрасной и бескрайней Сарыарки. Образование у меня по нынешним временем не очень большое — шесть классов. Работала регистратором в нашей районной поликлинике и познакомилась там со своим будущим мужем, тогда еще молодым фельдшером. Как говорят, сошлись мы с ним характерами, а через год поженились. Муж закончил заочно медицинский институт, а я в том же году родила сына. Он чуть с ума не сошел от радости, мой муж Сатыбалды. В их роду мальчики были редкостью: до седьмого колена почти не было мужчин. У него самого было восемь сестер, и ни одного брата, а тут сразу же сын!

Когда началась война, я снова была в положении. Так и не успел Сатыбалды увидеть свою дочь, которая родилась уже в его отсутствие.

Беда всегда о семи головах. Аул остался без кормильцев. Девушки и женщины помоложе тоже погрузились в эшелоны — кто на фронт, кто в трудовую армию, на фабрики и заводы. Остались одни старики и дети. И голодно было и холодно — кто из нашего поколения не знает, что такое война? А тут еще и всякие болезни пошли, эпидемии. Чтобы и ваше сердце лишний раз не плакало вместе с моим, не стану рассказывать подробностей. Скажу лишь, что единственная надежда своего отца наш шестилетний сыночек Мынбай заразился тифом. И умер…

Одна надежда оставалась у меня, и я цеплялась за нее, чтобы поддержать в себе жизнь. Все мне казалось, что муж мой вернется. Ведь так и не пришла «черная бумага», как называли в аулах извещение о смерти. Просто пропал без вести, и я верю, до сих пор верю, что он жив. А если жив, то вернется. Терзало меня то, что не смогла я уберечь наших детей. Страшно было жить одной в пустом трехкомнатном доме, и я пригласила к себе подругу…

Как в нашем ауле ждали победы! Казалось, что победа — это наша прежняя жизнь с отцами, мужьями, детьми. И для победы мы от зари до зари не уходили с поля, вместо волов впрягались в бороны и ели суп из травы. Вы ведь знаете, как это было…

И вот победа!.. Теперь все вернутся домой, заживут человеческой жизнью. Разве мало настрадались мы за эти страшные годы, разве не заслужили мы ее?! И действительно, стали возвращаться воины, победившие фашистскую чуму. Я выходила встречать каждую машину, вглядывалась во все фотографии в газетах. Он был жилистый, светлолицый джигит, мой Сатыбалды. Многие были похожи на него, но его самого не было ни в машинах, ни на фотографиях. Тогда уже я точно уверилась, что он попал в плен.