Девушка в зеркале - [41]
Пытаюсь не думать про ребенка, но по ночам приходят кошмары. Дитя гниет внутри мертвого чрева своей матери, только и оставшегося после того, как конечности Саммер отпали, как тело разложилось вокруг него. Падаль для морских тварей.
Составляю мысленные списки. Людей, которым придется рассказать. Людей, сердца которых я должна разбить.
Адам.
Тарквин.
Аннабет.
Бен.
Мой брат сейчас в Нью-Йорке, изучает экономику в попытках добиться одобрения отца хотя бы после его смерти. Он примчится как можно скорее, чтобы утешить меня. Другие будут слишком растерзаны горем, чтобы думать о том, через что мне довелось пройти.
Будут и другие люди, которым придется все услышать. Друзья и подруги Саммер. Летиция Букингем – до сих пор ее лучшая подруга, и у моей сестры есть бывшие коллеги по работе, которых я совсем не знаю.
Мне придется все рассказать Франсине, Колтону и четырем моим единокровным сестрам.
Мысль о фальшивом горе моей мачехи, ее тайной радости – это последняя капля.
Стараюсь беречь воду, как только сознаю, что ее запасы подходят к концу, но ветерок слабенький, и продвигаюсь я небыстро. Веду обратный отсчет – оставшихся миль, воды, высчитываю суточную норму. Не могу поверить, какой транжирой была Саммер, ежедневно принимая душ, позволяя принимать душ мне! Нам следовало быть поэкономней с водой с самого начала. Теперь приходится серьезно уре́зать дневной рацион – это тоже вопрос безопасности.
Кожа постоянно горит. В голове глухо пульсирует. Теперь я плачу без слез, облизывая губы сухим шершавым языком. Море – прохладная, мучительно манящая голубизна, вроде бы пей сколько влезет. Даже небо кажется пропитанным сыростью, словно росу можно пить прямо из него.
Солнце – настоящая пытка. Я обещала себе сохранить вино напоследок, но одним жарким днем открываю бутылку и выпиваю ее до дна вместе с осадком. На следующий день приканчиваю вторую бутылку. Чтобы сократить нужду в жидкости, весь день сплю и просыпаюсь на закате. Пи́сать вроде иногда еще хочется, но больше уже нечем.
Теряю связь с солнцем. Встаю с луной, теперь полной на вечернем небе. Разговариваю с ней. Разговариваю с «Вирсавией».
«Вирсавия» казалась мертвой, когда я потеряла Саммер, но теперь она вновь оживает, будто пытается спасти меня. Я уже отказалась от полномочий шкипера, сдалась, оставила любые попытки цепляться за жизнь, но она продолжает неуклонно идти вперед, сохраняет меня в безопасности внутри себя. Корабль-матка. Она – моя третья мать, моя черная мать, после золотистой Аннабет и белобрысой Франсины. Когда я сплю, то словно плаваю в ее кротком чреве.
Еще в детстве отец сказал нам, что Вирсавия – это жена царя Давида, мать царя Соломона. Саммер просто обожала библейские истории. Она с удовольствием объясняла всем, почему нашего авторулевого окрестили Дэйвом[17], а наш тузик называется «Соломон».
А потом мы случайно услышали, как отец рассказывает компашке приятелей-яхтсменов подлинную историю. Он угощал их выпивкой в кокпите, а мы, детишки, подслушивали из салона. По словам отца, когда Давид встретил Вирсавию, она была женой какого-то другого человека, а Давид практически похитил ее и изнасиловал.
Саммер пулей выскочила в кокпит. Вся в слезах. «Почему ты не изменил название?! – кричала она. – И ты еще и нашего авторулевого назвал в честь насильника! Я больше к нему и пальцем не прикоснусь!»
Наши гости неловко захихикали. Отец велел Саммер заткнуться и не молоть чепуху, но она не останавливалась. Под конец он отправил ее спать без ужина.
Я была просто на седьмом небе от счастья. Саммер так редко попадала в какие-то неприятности! А мне вообще-то понравилась история про Вирсавию. От жертвы изнасилования – до матери царей.
И вот теперь я выпускаю тот гнев Саммер. Встаю в кокпите, где стояла она, пока орала на отца, и ору и ругаюсь, словно он тут передо мной. Словно я – это Саммер.
Все слабости и изъяны Саммер всплывают в памяти, как бы мало их ни было. Ее мимолетные моменты гнева или опрометчивости. О мертвых – либо хорошо, либо ничего, но я не могу удержаться.
Когда наши родители поведали мне историю, стоящую за моим именем – про случайно выбранный цветок, – Бен прикололся: хорошо, типа, что в палате роддома не оказалось петуний. Саммер подхватила эту шуточку и вскоре обнаружила, что та предлагает бесчисленное множество вариаций. «Привет, Тюльпанчик! – могла сказать она. – Как делишки, Бегония?»
Это длилось месяцами. Саммер выискивала названия, даже еще более гадостные, чем «ирис». «Гортензия». «Хризантема». «Гладиолус». Она больше уже и не использовала мое настоящее имя, и другие ребята в школе последовали ее примеру. Я пыталась смеяться вместе со всеми, выдумывать в отместку имена для нее. «Осень». «Зима». Но это было уже не то. Не было того эффекта.
Как раз Бен и положил всему этому конец. «Разве ты не видишь, что она терпеть этого не может? – крикнул он как-то Саммер. – Мало того, что все внутри у тебя на нужных местах и что у тебя имя лучше. Зачем еще издеваться над ней?»
Осознав всю низость своего поведения по отношению ко мне, Саммер расплакалась. В итоге мне самой и пришлось ее утешать.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.
Александра никому не могла рассказать правду и выдать своего мужа. Однажды под Рождество Роман приехал домой с гостем, и они сразу направились в сауну. Александра поспешила вслед со свежими полотенцами и халатами. Из открытого окна клубился пар и были слышны голоса. Она застыла, как соляной столп и не могла сделать ни шага. Голос, поразивший её, Александра узнала бы среди тысячи других. И то, что обладатель этого голоса находился в их доме, говорил с Романом на равных, вышибло её из равновесия, заставило биться сердце учащённо.
Валентин Владимиров живет тихой семейной жизнью в небольшом городке. Но однажды семья Владимировых попадает в аварию. Жена и сын погибают, Валентин остается жив. Вскоре виновника аварии – сына известного бизнесмена – находят задушенным, а Владимиров исчезает из города. Через 12 лет из жизни таинственным образом начинают уходить те, кто был связан с ДТП. Поговаривают, что в городе завелась нечистая сила – привидение со светящимся глазами безжалостно расправляется со своими жертвами. За расследование берется честный инспектор Петров, но удастся ли ему распутать это дело?..
Если вы снимаете дачу в Турции, то, конечно, не ждете ничего, кроме моря, солнца и отдыха. И даже вообразить не можете, что столкнетесь с убийством. А турецкий сыщик, занятый рутинными делами в Измире, не предполагает, что очередное преступление коснется его собственной семьи и вынудит его общаться с иностранными туристами.Москвичка Лана, приехав с сестрой и ее сыном к Эгейскому морю, думает только о любви и ждет приезда своего возлюбленного, однако гибель знакомой нарушает безмятежное течение их отпуска.
Захватывающий психологический триллер с атмосферой элитной частной школы, неуловимо схожий с нашумевшей книгой Донны Тарт «Тайная история». Энди и Йен Коупленд оставили много воспоминаний в элитной школе «Гленлейк» двадцать лет назад. Они стали настоящей Легендарной Парочкой, даже несмотря на короткий разрыв в выпускном классе. Казалось бы, обычная подростковая драма. Верно? Труп на дне озера может доказать обратное. Таинственный утопленник вырывается из глубин, возвращая влюбленных к солнечным воспоминаниям юности, омрачающихся зловещими тенями, и заставляя пересмотреть свои взгляды на собственный брак, школу и друг на друга. «Кейр — это писатель, за которым стоит следить». — Publishers Weekly «Это одновременно и увлекательное чтение, и своего рода исследование роли авторитета в атмосфере легендарной частной школы.
Тропический детектив – и бешеная гонка с временем. Добро пожаловать на остров Мюстик – рай для самых богатых и знаменитых! Здесь вас ждут потрясающая природа, чистейшее море и кораллы. По вечерам для вас будут петь суперзвезды рок- и поп-музыки – ведь их дома находятся рядом с вашим. А если вас здесь случайно убьют – это преступление будет расследовать лично… фрейлина принцессы Маргарет! Леди Вероника Блейк, знатная дама и бывшая фрейлина Ее королевского высочества, собирается устроить на Мюстике вечеринку в честь совершеннолетия Лили, своей племянницы.
Французские Альпы, 1998 год Два молодых человека поехали кататься на горных лыжах в буран. Назад вернулся только один. 20 лет спустя Четверо людей, так или иначе связанных с пропавшим, оказались в одном роскошном шале на том же самом курорте. Каждый из них хранит свой секрет. У двоих руки обагрены кровью. Один из них готовит убийство. А кое-кто точно знает, что именно произошло в тот день. И кто-то заплатит за это сполна… Невероятно закрученная детективная история о том, что никто не застрахован от самых неожиданных поворотов судьбы — даже на элитных курортах, где, казалось, все схвачено и за все заплачено.