Девушка в зеркале - [3]

Грегори Берне был одним из любимых писателей Германа, но не из классиков, читанных на сеновале, а тех авторов, с которыми он познакомился позднее, когда пришло время покинуть ферму. Роман Грегори Бернса «Спаситель» сопровождал его в Чикаго, где поначалу обосновался Герман. Это была первая книга его взрослой жизни, по которой он учился быть отважным, уметь рисковать. Герман прочел все книги Грегори Бернса, уроженца Чикаго, вдохновленные Великой депрессией, которая не пощадила и самого автора. Германа интересовало не только творчество Бернса, но и его личная жизнь, сложная и запутанная по вине злой судьбы и собственной глупости. Незадолго до смерти писатель перебрался на юго-запад Англии, в Бат, где и был создан его последний роман «Спаситель». Десять лет назад в одной из лондонских букинистических лавок Герману посчастливилось за десять тысяч фунтов купить экземпляр первого издания. Эту книгу да еще рукопись, напечатанную на «Ундервуде» 1932 года, он считал самыми ценными из своих приобретений. А теперь он ехал в дом, где появился «Спаситель», чтобы приступить там к работе над своей первой книгой, поскольку с недавних пор дом Грегори Бернса принадлежал Герману Бэнксу.

Эмбер сидела рядом, кутаясь в меховое пальто, прекрасная и изысканная — как всегда. В воздухе витал сладковатый аромат духов «Шанель № 5». Они почти не разговаривали с того времени, как приземлились в Хитроу и направились в деревушку Литерли, что на юго-западе Англии. К его удивлению, жена горячо поддержала его идею написать роман, обрадовавшись, что он с таким воодушевлением говорит о чем-то, кроме денег. Но, когда Герман сообщил Эмбер, что купил дом в Англии, и велел готовиться к переезду, радости у нее поубавилось. Покупка дома оказалась для нее неприятным сюрпризом.

— У меня тоже есть свои секреты! — Герман понимал, как по-детски звучат его язвительные замечания, но не мог сдержаться — слова сами собой срывались с языка и, надо сказать, производили ожидаемый эффект. Всякий раз ее задевала, оскорбляла сквозящая в них неприкрытая обида. Герман понятия не имел, когда эта обида пройдет, но надеялся, что скоро.

Да, новость о покупке дома была для Эмбер не из приятных, однако ей так хотелось сохранить их брак и наладить отношения, что она и не подумала возражать, когда он объявил, что они уезжают на неопределенное время. Герман знал, что она любит его, и это, с одной стороны, придавало ему сил, а с другой — отягчало ее преступление. Будь она из тех жен, что неприязненно относятся к мужьям и любят только их деньги, он мог бы ожидать с ее стороны измены, возможно, сумел бы даже как-то подготовиться, но Эмбер была совсем другая. Она была дипломатична, нежна, очень заботлива, порой наивна. Эмбер, если хотите, была целомудренна и берегла свое целомудрие вопреки всему, что ей доводилось видеть и слышать в их кругу.

Они познакомились в гостях, на званом рождественском ужине у директора банка, делового партнера Германа. Эмбер была подругой его дочери, ее пригласили на ужин в последний момент веселья ради и посадили рядом с Германом. Никто не ожидал, что они понравятся друг другу. На первый взгляд, у них не было ничего общего, но, когда Герман повернулся, чтобы пожать руку соседке, его будто током пронзило. Весь вечер он был рассеян и почти не следил за ведущейся за столом беседой, ожидая удобного момента, чтобы вернуться к разговору с Эмбер. Понятно, что она немного робела, оказавшись в компании столь солидных людей, а что касается Германа, то его эта устрашающая компания совершенно не интересовала, если бы не ссуда в миллион долларов, которую банк собирался выдать ему под новое строительство в Нижнем Манхэттене. Она сумела рассмешить его, она будто светилась — как ни одна женщина за столом, во всем зале, во всей его жизни. Никто еще не вызывал у него подобных чувств. Герману нравилась ее свежесть, оригинальность взглядов и суждений, а красота девушки завораживала его. Целый день он занимался делами, был собран и напряжен, точно бульдог, готовый к нападению, но рядом с ней развеселился, как щенок. Он расслабился, чего ему так недоставало в жизни. Когда шесть месяцев спустя они объявили о своей помолвке, Герману говорили, что он старый безмозглый дурак, угодивший в силки охотницы за чужим богатством. По настоянию Эмбер они заключили брачный контракт, хотя он и не думал давить на нее или выказывать недоверие. Это положило конец сплетням, а также смутным сомнениям, каковые, признаться, порой все же его посещали.

Прошло немногим более года, и Эмбер изменила ему — совершила поступок, на который он считал ее неспособной. Неприятнее всего был не сам факт измены, а то, что Герман даже представить ее не мог в роли неверной жены. Нет, он был далек от уверенности, что им дано читать мысли друг друга, но раньше ему никогда и в голову не приходило ожидать от нее подобного подвоха. Он не знал, что Эмбер способна на ложь, ухищрения, физическую близость с другим мужчиной, ведь ее всегда возмущали чужие заигрывания в то время, когда его не было рядом. Бывало, вернувшись вечером, она виновато рассказывала ему обо всем, будто извинялась. Поделившись с ним, она чувствовала облегчение. Она не умела ничего скрывать, страдала, если ей случалось резко ответить ему или заговорить повышенным тоном. И уж никак нельзя было причислить Эмбер к нимфоманкам: до замужества у нее было двое мужчин — первая школьная любовь и сокурсник в колледже, потому перемена в ее поведении беспокоила Германа сильнее, чем боль, причиненная изменой. Выходило, что он совсем не знает ее: та ли это женщина, которую он полюбил? И поскольку его обманул самый близкий человек, он засомневался в надежности всех остальных в своем окружении, а сомнения, как известно, губительны равно для бизнеса и брака. Словом, основы его жизни пошатнулись.