Девушка в голубом пальто - [60]

Но, оказывается, мне не нужно ничего говорить. Фру Янссен сразу все понимает по моим опущенным плечам, измятой одежде и по походке. Она ждала у окна и видела, что я иду одна.

– Как это произошло? – спрашивает она, открывая дверь. Неправильно будет сообщать такую новость на ступеньках лестницы. Впрочем, в этой истории вообще все неправильно.

Я мучительно выдавливаю слова:

– Она убежала. Я тянула ее за собой, но она убежала. Ее поймали. Она мертва. – Я добавила последнюю фразу, потому что слово «поймали» могло означать, что ее просто схватили. Мне не хочется объяснять дважды, что Мириам никогда больше не вернется.

Фру Янссен тяжело опирается на свою палочку. Я безмолвно беру ее под руку и веду в дом. Мы вместе садимся на уродливый диван в гостиной.

– Что случилось? – спрашивает она. – Почему она убежала от вас?

Ее горе тихое и сдержанное, и почему-то от этого мне еще хуже. Наверное, было бы легче, если бы она бурно рыдала, как я прошлой ночью. Олли пришлось меня тащить, потому что я ничего не соображала. Но фру Янссен несет свое горе с достоинством. Как тот, кто привык к потерям.

Почему же Мириам убежала от меня? Если она хотела сбежать от нацистов, почему не следовала за мной? Ведь я сказала, что хочу ей помочь.

– Я не знаю, – признаюсь я. – Вы только представьте себе: в середине ночи к ней вдруг приближается незнакомый человек, хватает за руку и велит следовать за собой. Может быть, она просто испугалась. Там была такая неразбериха, и все мы перепугались.

– Вы думаете, она приняла вас за ищейку, работающую на нацистов? А может быть, она не поняла, в какую сторону нужно бежать?

– Я не знаю. Не знаю.

– Нужно было пойти мне, – произносит она с потерянным видом. – Она не знала вас, но знала меня.

– Вы бы не смогли помочь, – твердо говорю я. – Ни я, ни вы ничего не смогли бы сделать. – Впрочем, я в этом не уверена. Может быть, мне следовало упомянуть имя фру Янссен? Помогло бы это? Почему Мириам не последовала за мной? В конце концов я пытаюсь утешить фру Янссен. Правда, это слабое утешение.

– У нас есть тело. Моим друзьям удалось забрать его. Оно у господина Крёка.

– Кто с ней?

– Сейчас никого. Господин Крёк обычно приходит в восемь тридцать. Когда он появится, я попрошу позаботиться о ней. Попрошу подыскать участок для могилы.

– Я заплачу, – сразу же говорит она.

– Лучше я. Я заплачу деньгами, которые дала мне фру Янссен, чтобы я нашла Мириам. Это единственное, что я могу сделать. Этих денег хватит и на надгробный камень. Простой, но хороший.

– Вы должны пойти в похоронное бюро прямо сейчас.

– Я могу остаться, чтобы составить вам компанию.

– Вы должны идти, Ханнеке, – настаивает она. – Я не хочу, чтобы она была одна.

* * *

Но сначала я отправляюсь к фру де Врис. Там уже знают, что случилось прошлой ночью.

– Ханнеке, мне так жаль, – говорит фру де Врис, открывая дверь. В ее голосе слышится искреннее сочувствие. Наверное, она видела, как я вхожу в здание, и поэтому onderduikers не прячутся. Кохены сидят на диване, держась за руки. Мина подбегает и обнимает меня.

– Мы видели прошлой ночью, как колонна выходила из Шоубурга. – Она уткнулась мне в шею. – Больше мы ничего не видели. Мы все ждали и ждали, когда ты ее приведешь. А несколько часов спустя к нам пришел Виллем, который искал тебя. И только тогда мы узнали, что что-то случилось.

Дети уже проснулись. Они стоят за спиной у матери с ошеломленным видом, в пижамах. Близнецы наблюдают за нами с Миной, пытаясь понять, в чем дело. Фру де Врис замечает их и гонит обратно в детскую. Кохены бросаются ей на помощь.

Мы с Миной долго стоим в коридоре, сжимая друг друга в объятиях. Из глубины квартиры доносится детский смех. Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от этого звука, столь неуместного сейчас. Мне хочется заползти в кровать и не вылезать оттуда много дней. Хочется сдаться.

Даже Мина плачет. Храбрая, жизнерадостная Мина, которая борется даже в тайном убежище. Но какой в этом смысл? Что мы можем сделать чудовищной машине, которая стреляет в спину юным девушкам, убегающим в страхе?

Кто-то осторожно прикасается к моему плечу. Это фру Кохен. В руках у нее что-то, похожее на сложенную белую скатерть. Извинившись за то, что побеспокоила, она протягивает мне этот предмет.

– Для вашей подруги, – объясняет она. – Не знаю, известно ли вам, что людей нашей веры обычно хоронят в традиционном погребальном одеянии. Это всего лишь скатерть. Увы, сегодня мы не можем соблюдать традиции. Но я подумала, что, возможно, вам понадобится что-нибудь, чтобы завернуть вашу подругу перед погребением. Только если вы не возражаете. Я не хочу ничего навязывать.

Я молча принимаю скатерть, и мягкая ткань струится между пальцами.

– У нас также принято, чтобы кто-то находился при теле. Тогда усопший не будет в одиночестве. Конечно, мы не сможем присутствовать на погребении, – продолжает фру Кохен. – Но если вы скажете, на какое время оно назначено, мы с мужем начнем в эту минуту поминальную молитву.

– Спасибо. – От этих слов я чуть не начинаю плакать. Я едва знаю Кохенов. Интересно, что именно им поведали о моих поисках Мириам? – Спасибо, – повторяю я, не зная, что еще сказать.