Девушка с тату пониже спины - [43]

В последнем задании определялись пятеро победителей, которые должны были вместе отправиться в тур по стране — отлично для любой карьеры, тем более для моей. Нам всем объяснили, что задание будет состоять в том, чтобы рассмешить моделей. Мы будем ходить из комнаты в комнату, по одному, и рассказывать по паре шуток. Помню, я спросила: «А вы не пытались добиться, чтобы вас любили только за ваш ум?» Они засмеялись. Прозвенел звонок, означавший, что мне нужно перейти в следующую комнату. В следующей комнате сидел клоун. Там не было никаких моделей, которых надо смешить. Продюсеры нас, конечно, накололи: в следующих комнатах сидели армейский сержант, трансвестит и монахиня. Я рассказала монахине шутку про Иисуса и дурные вести, и она засмеялась! Я выложилась, как могла, но считала, что меня отправят домой.

В каждой комнате проголосовали за лучшего комика, и когда нас всех построили, чтобы объявить результаты, я обалдела, узнав, что выиграла. Спасибо клоуну, монахине, моделям и трансвеститу: меня взяли в турне! Секунд десять меня штырило, пока один из комиков, который тоже вошел в пятерку, наклонился ко мне и сказал: «Ты этого не заслуживаешь». Я убежала в туалет и стала там плакать, потому что я этому мужику тогда поверила. И психанула. Подумала, что и в самом деле была не самой смешной — просто продюсеры подтасовали результаты, чтобы я осталась в шоу, потому что я была молодой женщиной-комиком, а это хорошо для рейтинга. Меня хотели поснимать, когда я плакала, но я не вышла из кабинки. Я отказалась быть девочкой из реалити-шоу, которая хнычет и выставляет себя жертвой. Я хотела быть сильной. Потом, уже смотря этот эпизод по телевизору, я поняла, что без вопросов была лучшей. Одна из продюсеров, Пейдж Гурвиц, сказала: «Эми, даже близко никого не было. Ты победила». Не хочу ничего плохого говорить про комика, который мне сказал, что я этого не заслуживаю, но — в жопу его, да?!

Закончилось все тем, что я выбыла в следующем эпизоде, заняв четвертое место по итогам поездки по стране в огромном — как у рок-звезд — гастрольном автобусе в компании четырех мужчин за сорок. Мы выступали в сорока двух театрах перед толпами от двух до четырех тысяч человек — в таких местах я раньше в жизни не выступала. Почти каждый вечер я проваливалась. Сорок два города, причем ела я, по-моему, где-то в сорока. Я не была к такому готова; я еще не привыкла ездить с гастролями. Можно притворяться семь минут, — даже пятнадцать, если ты достаточно харизматичен, — но когда выходишь почти на полчаса, все увидят, из какого ты теста, а у меня в этом смысле было за плечами меньше трех лет. У меня не хватало ни материала, ни уверенности в собственных шутках — впрочем, откуда бы ей взяться, уверенности-то… Но дело было не только в этом. У меня не было опыта, чтобы выйти с этим к людям.

Я плакала на своей койке в автобусе. Один из комиков сказал, что считал меня талантливой, но я даже в стендапе ничего не добьюсь. Это было больно. Оглядываясь, я ясно понимаю, как опытные комики становятся такими злыми. Работа суровая, и часто все получается не так, как ты думаешь. Но злость и зависть, которую комик может испытывать к чужому успеху, — это пустая и очень токсичная трата времени. Я хотела бы вернуться в те дни, зная то, что я знаю сейчас, и сказать тому комику: «Займись своим делом, своими собственными целями. Никто не занял твое место. Места хватит на всех».

В общем, автобус и жизнь по гостиницам в том туре дались мне нелегко. Я была одинока, дела у меня шли неважно. Как-то вечером после шоу я вошла в лифт и маленькая старушка спросила меня: «Какой вам?» — а я не знала. Я заплакала, потому что не смогла вспомнить, где я. К этому грустному моменту с пониманием отнесется большинство комиков, ездящих по гастролям, — и, думаю, музыканты тоже. Я понятия не имела, как часто со мной такое будет случаться в дальнейшем. Постоянно.

Но хоть было и тяжело, это самое турне стало моей личной учебкой для новобранцев. Я набрала столько часов провалов и потения на сцене, что молекулы моего тела изменились навсегда. Стендап перенастраивает твои датчики страха. От него у тебя утолщается кожа, а это всегда пригодится. Когда отработаешь столько часов под прожекторами, пока толпа следит за каждым твоим выражением лица, ловит каждую интонацию, впитывает каждое слово, просто чтобы откликнуться (или освистать)… Если проходишь это снова и снова, становишься только сильнее. Думаю, чтобы добиться чего-нибудь в какой угодно области, нужно сначала много раз провалиться. И совершенно не бояться провала — а то никогда не выйдешь на следующий уровень. Я в том туре так долго позорилась перед толпами народа, что мне стало все равно. Я перестала что-то чувствовать, когда толпе не нравятся мои шутки. Лишилась защитного панциря, который стольким из нас не дает продвинуться вперед — и просто рванула. И это, в свою очередь, позволило мне взять толпу. Если ты сроднился со своими шутками, отвечаешь за них — все, можешь расслабиться. А вот от твоей робости зритель и скисает. Видит твой страх и не может смеяться. Людям хочется веселиться, а не волноваться, что ты сделаешь дальше. Если им приходится за тебя бояться или переживать, то у них все разваливается, и они выпадают из происходящего. Это как пукнуть во время секса: нет, можно, конечно, продолжать, совершать телодвижения, но что-то ушло. Я однажды это выяснила и перестала искать одобрения публики — пусть развлекается, отдыхает и получает удовольствие.