Девушка с тату пониже спины - [33]

Была одна работа, где притвориться физически было невозможно. Но я все равно попыталась. Мне был двадцать один год, я жила на Западном побережье с Дэном, который оказался не лучшим бойфрендом (подробности потом). Может, несчастливая жизнь с ним подтолкнула меня к странному выбору — наняться в велорикши. Тем из вас, кто не знает, что такое велорикша, объясню: это, в общем, похоже на коляску, запряженную лошадью, только вместо лошади человек на велосипеде. Не знаю, что мне втемяшилось в голову и почему я решила, что это удачная мысль. Технически все, что было нужно, чтобы получить работу — это велосипед, а компания велорикш выдавала коляску за двадцать долларов в день. Они помогали прикрепить велосипед к коляске, а потом тебе оставалось только колесить по городу и зазывать седоков. Там была главная улица на огромном холме, и я заезжала на вершину, надеясь, что кто-нибудь мне заплатит, чтобы я прокатила его вниз. Так, разумеется, никогда не получалось. Я сидела, ждала часок, потом спускалась к подножию, где, конечно, мне начинали махать, чтобы я их подвезла. Я была не в лучшей форме, так что я добиралась до середины холма и чувствовала, что сейчас покачусь назад — вместе с коляской и пассажирами. Я останавливалась и орала: «Все выходим!» Пассажирам приходилось помогать мне толкать коляску к вершине. По какому-то дурацкому городскому постановлению пассажирам нельзя было объявлять цену поездки. Предполагалось, что они заплатят, сколько сочтут нужным. Представляете, если бы проституткам пришлось следовать этому закону? «Было неплохо, вот тебе блестящий четвертак». Да нафиг! Я называла им цену, как годная маленькая проститутка.

Проработала я там несколько месяцев. Потеряла килограмма полтора, и на этом все. Больше, чем когда вела аэробику, но все-таки можно было бы сбросить и посерьезнее. Только к концу смены я всегда так хотела есть, что нажиралась, а потом напивалась до бессознательного состояния — чтобы забыть, что на следующий день тоже нужно выходить на работу. Что мне, однако, нравилось в той работе — это товарищеские отношения между велорикшами. В городе у нас было свое место, где мы парковали коляски, курили и говорили о том, как нелегка наша работа.

В моем резюме есть позиция, на которой мне пришлось притворяться на всю катушку: когда я работала в баре для лесбиянок. Все барменши, и я с ними, шли и крепко напивались перед сменой, потому что, несмотря на то, что я себе воображала, бар, где обслуживать приходится ТОЛЬКО женщин, это полный трындец. Хуже пьяных сцен и колебаний по поводу заказа было только то, что на меня никто так и не запал. Все барменши были натуралками, но после часа смены начинали изменять своим парням с клиентками. К концу вечера барменши были еще пьянее, чем вначале, так что подсчитать выручку и чаевые не представлялось возможным. К тому же нас заставляли танцевать на стойке. Это было унизительно. Я плохо танцую на стойке. Я надевала розовые трусы с надписью «Я себя люблю», задирала юбку, чтобы продемонстрировать это послание, и качалась со смехом. Кончилось все тем, что меня уволили — не за чудовищные танцы или буйную гетеросексуальность, а за то, что рано закрылась без разрешения. Однажды вечером я заперла бар в семь, просто потому что мне захотелось.

Я всегда делала на работе то, что мне хотелось. Иногда так трудно скрыть свои чувства только из-за того, что тебе кто-то платит. Вот в одном ресторане я как-то раз решила перестать разговаривать с клиентами, потому что они все были грубыми карьеристами. Я с ними покончила. Но если обслуживаешь столики, то как-то предполагается, что надо говорить с посетителями. Так что я пошла на понижение и стала работать барменом на зал: они стоят на одном месте и готовят только те напитки, что разносят официанты. Сейчас, когда я сама начальница и могу совершенно открыто и честно выражать свои чувства на работе, я пытаюсь подавать хороший пример своим сотрудникам, дать им понять, что жду от них того же. На съемках моего шоу все могут свободно чувствовать то, что чувствуется. Иногда я бываю слишком эмоциональна из-за определенных дней месяца. Тогда я просто беру мегафон и объявляю всем артистам и группе, что у меня месячные. Каждый должен иметь право быть собой и вести себя на работе по-человечески, несмотря на то, что чувствуешь лично ты.

Однажды, когда мне было пятнадцать, и я работала в маленькой закусочной возле станции, я ощутила, что мое тело велит мне съесть побольше хот-догов от заведения. Я так и сделала. Ничего особо странного в этом нет, разве что моя смена всегда была в пять утра, до школы. Для той работы я совершенно не годилась, потому что должна была пробивать хот-доги, кофе, снэки и газеты, а вот как давать сдачу — понятия не имела. Кофе стоил, допустим, доллар восемьдесят пять, а мне давали пятидолларовую бумажку. В ответ я просто таращилась на нее, надеясь, что из моей руки в руки клиента сама собой, по волшебству, перетечет нужная сдача. Продавец я отличный, но цифры меня тормозят. Утешалась я тем, что ела еще больше хот-догов. Они там были вкусные. Платили мне куда меньше, чем я хотела, потому что удерживали за множество съеденных хот-догов.