Девушка с тату пониже спины - [20]

Когда я подошла к столу регистрации, где нам предстояло выяснить, к какой группе нас приписали, у меня было только два желания: 1) чтобы мы с Тайлером оказались в одной группе и 2) чтобы мне достались миленькие детишки — девочки от пяти до восьми, группа «Младшая, 3». Группы были поделены по полу и возрасту, и я увидела «Младшую, 3» в брошюре, когда обдумывала волонтерство. Я хотела стать им крутой старшей сестрой, которая навсегда оставит след в их жизни. Они были прелесть; я представляла, как мы пойдем на ежегодный конкурс талантов, как будем смеяться и обниматься. Я их всех прокачу на закорках, и Тайлер скажет: «Ух, наверное, спина болит… хочешь массаж?» А я скажу: «Да, может, позже. Сначала мне нужно всех покатать». Как герой. А потом я сделаю ему массаж, поскользнусь, упаду на его пенис, забеременею и попаду в первый сезон «Мамы-подростка».

— «Старшая-десять»! — объявила немолодая женщина, которую я принимала за мужчину, пока она на меня не гаркнула.

— Простите? — рявкнула я в ответ.

— Будешь работать со «Старшей, 10» — женщины от тридцати пяти и старше. Это твоя группа, — сказала она, указывая на стайку женщин, которые походили скорее на главных героинь «Золотых девочек», чем на маленьких.

Я опешила. Затем возразила:

— Не знала, что в лагерь берут тех, кто старше меня.

Женщина, похожая на моего дедушку, когда он слегка зарастал, молча посмотрела на меня с пустым лицом.

— Какая веселая неожиданность, — сказала я.

Я была ненадежной, и она это чуяла. Я приехала в «Якорь» ради флирта с парнями и для пункта к сопроводительному письму в колледж, и она это знала. Она взглянула прямо сквозь свою челку эко-человечка в мое мелкое сердце и нахмурилась. Протянула мне бумаги и отправила работать.

Я медленно подошла к другой волонтерке, красивой латинской девочке из соседнего городка. «Привет, я Карли!» — сказала она, лучась добром. «Вот она-то здесь ради правильных вещей», — подумала я. Она была красивой девушкой с чистой душой, а я — несчастьем с мордой мопса. Карли была Брендой, только лучше. Даже еще роскошнее — секси, но не шлюховатой, да еще и добродетельной ко всему. Такое совершенство меня тогда еще не бесило. Мне просто захотелось быть такой, как она. И был еще Дейв Мак — потрясающий парень, в которого я немедленно влюбилась бы глубочайшей любовью, как в школе Беверли-Хиллз, если бы не видела, что он уже положил глаз на Карли. Черт, может, если бы я первая сюда добралась, я бы и его получила, соврала я себе. Но он был умный, он видел, что Карли — ангел во плоти с идеальной оливковой кожей и хорошенькой попкой.

Глава нашей группы, Джоан, была славной женщиной с кудрявыми светлыми волосами, выразительным итальянским носом, поясной сумкой и отличными буферами. Ей, единственной из нас, платили — но, думаю, не так много. Она была доброй, сильной теткой, которая с этими женщинами уже повозилась. Дурака не валяла, но по-прежнему могла с нами посмеяться, когда случались всякие глупости. А случались они часто.

Я каждый день загружала мозг, желая понравиться Тайлеру — или стать такой же безупречной, как Карли. Но телочки из «Старшей, 10», с которыми я теперь проводила почти все время, добивались своего куда успешнее. Они в основном не тратили силы, пытаясь скрыть, кто они, или притворяясь кем-то еще. Мона вечно ходила в бейсбольной кепке и огромной футболке с Микки Маусом. Крепкая, мужеподобная; от ее улыбки вся комната озарялась. У Моны был синдром Дауна, как и у ее лучшей подруги — Люси, которая была пострижена коротко, по-мальчишески, и целыми днями рассказывала шутки, начинавшиеся с «тук-тук». Я почти никогда не понимала, в чем соль, но ей так нравилось их рассказывать, что невозможно было с ней вместе не смеяться.

Еще одна из наших, Дебби, в открытую флиртовала со всеми и сходила с ума по мальчикам. Она следила за тем, чтобы косы у нее были аккуратно заплетены; так она себе казалась красивой. Пухлая, моложавая, она искала своего Ромео, как Джульетта. У нее тоже был синдром Дауна. У Бланш лицо было длинное, худое и веснушчатое. Она не стеснялась делать гадости и сразу дала понять, что я ей совершенно не нравлюсь. Я отнеслась к этому с уважением и не попадалась ей на глаза. Мы не тратили энергию попусту на притворство.

Инид была шизофреничкой, ее голос и движения напоминали мне Вуди Аллена. Волосы у нее были короткие, круто вившиеся, рыжие; а невроз был очень сильным. Она часто ходила и говорила сама с собой. Как-то я ей намекнула, что пришло время обедать. Инид ответила: «Не перебивай меня, не видишь, я разговариваю?» Ну чего, она была права. Я больше так не делала. Инид не выносила пустых разговоров, но была достаточно добра, чтобы иногда со мной славно поспорить. Она была такая умная, что я забывала о ее болезни. Инид была мне кем-то вроде стоической старшей сестры — иногда она отказывалась со мной общаться, а в другие дни мы были не разлей вода. К концу лета она стала мне ближе всех.

Как-то в солнечный денек мне поручили сопровождать Беатрис — милую женщину шестидесяти лет, которая говорила, как Голлум из «Властелина колец», и сходила с ума по Дейву даже сильнее, чем я. Дейв и Беатрис очень нежно друг к другу относились. На вечеринках всем давали понять, что с Дейвом никто не будет танцевать, кроме Большой Б. Росту в ней было всего метр двадцать, но весила она килограммов девяносто — и, хотя речь ее чаще всего было не разобрать, слушать, как она говорит, было занятно. Она бормотала что-то, что поняли бы только в Шире, хохотала над своими словами и хлопала себя по коленке.