Девушка с синими гортензиями - [84]

– Ты опять кого-то спасал?

– Помогал пожарным вытаскивать парализованных больных. Потом, на обратном, пути увидел девочку, у которой кошка вырвалась и залезла на дерево. Кошку пришлось снимать. Это было на набережной, где сейчас можно только плавать. И кошка меня здорово расцарапала. – Он показал свою руку.

Жинетта ахнула, объявила, что руку срочно надо перевязать, и утащила его наверх. «Какая хорошая девушка, – помыслила растроганная мадам Шарни. – Как она о нем заботится!»

Должно быть, перевязка раненого героя затянулась, потому что Жинетта спустилась только на следующее утро. Она уехала, потом вернулась, потом снова уехала и опять вернулась. Каждый раз актриса говорила себе, что сегодня точно расстанется с Александром, что тот должен ее понять, они слишком разные, и ничего с этим не поделаешь… К тому же она слишком дорожила своими отношениями с Рейнольдсом и понимала: если тот на ней все же женится, ей будет обеспечена поддержка во всем, что бы она ни делала. А если останется с Александром, то по-прежнему будет актрисой, которой помыкают антрепренеры и которая целиком зависит от милостей публики. Мир театра жесток… и еще у нее процесс, который она может проиграть… Если Рейнольдс ее не поддержит, ей конец… Жинетта говорила себе все это – и опять ехала на улицу Кардине.

– Зачем ты живешь так высоко? – спросила она как-то у своего любовника. – По-моему, у тебя достаточно денег, чтобы жить в бельэтаже.

Вместо ответа молодой человек подвел ее к окну и показал на доме напротив, высоко над улицей, фигуру рыцаря с мечом, которую почти не было видно с тротуара.

– Мне понравился этот рыцарь, – объяснил Александр.

Жинетта вгляделась в статую и заулыбалась. Не удержавшись, Александр погладил ее по голове, и тут с его любовницей произошла мгновенная перемена. Она сбросила с себя его руку и отскочила назад.

– Не смей меня гладить по голове! – крикнула она, топая ногой. – Никогда, слышишь?

– Что на тебя нашло? – поразился Александр.

– И не смей предлагать мне конфеты! – кричала она, не слыша его. – Ненавижу конфеты!

Жинетта опустилась на диван и разрыдалась. Александр сел рядом, обнял ее, стал успокаивать. Но, слово за слово, вытянул из нее правду о прошлом – о публичном доме, где заправляла ее мать, и первых клиентах, которые приносили ей конфеты и гладили по головке – манера, которую она с тех пор ненавидела.

– У меня есть старший брат, – сказал Александр. – Сводный. – Жинетта всхлипнула и подняла на него большие глаза, в которых стояли слезы. – Как-то раз в детстве слуги подучили его сказать мне, что я ему чужой. Просто он был законный, а я был… ну… незаконнорожденный. И знаешь, я ведь до сих пор его не простил. – Молодой человек вытер слезы с ее щек. – Ты больше не плачешь? – Она мотнула головой. – Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты плакала.

На другой день в театре Жюли обратила внимание, что ее подруга как-то необычно тиха и даже не притрагивается к кокаину.

– О чем задумалась? – спросила костюмерша.

– Да так… – Жинетта вздохнула. – Знаешь, как бывает… Узнаешь мужчин, понимаешь, что чудес не бывает, думаешь, что теперь можешь рассчитывать только на какую-нибудь жабу… которую целуй не целуй – она все равно никаким царевичем не станет… а тут раз – и попадается прекрасный принц.

Она увидела лицо Жюли, рассердилась, что выдала себя, зевнула и небрежно спросила:

– Какова фраза? Это я из пьесы!

– О, – с облегчением протянула Жюли. – А я думала, ты это всерьез!

– Как, кстати, твоя жаба? – деловито спросила Жинетта. – Еще не надумала делать тебе предложение?

– Он очень хороший человек, – сказала Жюли несмело. – Но его семья… Они такие… очень придирчивые… Все говорят о своих предках, о чести, о незапятнанном имени де Сертан и прочем. А я-то кто? Всего лишь обычная костюмерша.

В дверь внесли корзину с синими гортензиями.

– Еще одна, – пожала плечами Жинетта. – Наверняка от Рейнольдса.

– Как у тебя с ним?

– Никак. Грозится меня осчастливить, если я рожу ему ребенка. А самому уже за пятьдесят.

– Так за чем же дело стало? – Жюли улыбнулась. – Позови на помощь своего суфлера… или еще кого-нибудь.

В дверь постучали, и через минуту на пороге показался высокий малый с замкнутым лицом, который нес охапку орхидей. Жинетта повернулась на стуле, увидела лицо разносчика цветов и от неожиданности выронила серебряную крышечку, которую держала в руке.

– Цветы от сына английского герцога для мадемуазель Лантельм, – сказал Александр, ничуть не смущаясь. – Тут письмо, на которое мне велено дожидаться ответа.

– Жюли, – обратилась к костюмерше Жинетта, – пойди-ка посмотри, не ушел ли еще автор пьесы. Я хочу попросить его изменить в роли пару фраз.

И, едва за подругой закрылась дверь, актриса повисла на шее у любовника.

– Что ты тут делаешь? – шепнула она между поцелуями.

– Разношу цветы, – ответил Александр. – А что у тебя белое возле носа?

Жинетта отстранилась.

– Только не начинай… – попросила она, глядя на него взглядом, который она про себя характеризовала как «томно-роковой». – Сколько же ты потратил на орхидеи?

Александру не понравилось то, как поспешно она переменила тему. Но тут вернулась Жюли, и он решил, что объяснится с Жинеттой потом.