Девушка с серебряной кровью - [9]

На этом острове Федор был чужаком, незваным гостем, потому в дом заходить не стал, присел на старый колун, уперся дрожащими руками в колени, закрыл глаза. Он сидел недвижимо и, кажется, задремал, когда скрипнули дверные петли. Из дома вышел старик с глубокой глиняной миской в руках. От миски шел горячий пар и мясной дух, такой упоительно вкусный, что закружилась голова. Федор был голоден. Чертовски голоден! Желудок завыл, пошел голодной судорогой.

– Ешь! – Старик сунул ему в руки миску и большую краюху хлеба. И в ту же секунду Федор забыл обо всем на свете. Сейчас он мог думать только о еде. Он ел жадно, не дожидаясь, когда похлебка остынет, обжигаясь и фыркая от удовольствия. Он вымакал остатки похлебки хлебом, облизал пальцы. Как дикарь, а не цивилизованный человек. Но сейчас ему не было дела до цивилизации, сейчас его вели примитивные звериные инстинкты. И он по-прежнему был голоден.

– Хватит. – Старик словно прочел его мысли. Впрочем, все мысли были сейчас написаны на лице Федора. – Нельзя тебе много.

– Можно. – Он вцепился в миску, не в силах с ней расстаться. – Еще немного. Пожалуйста…

– Нет. – В голосе старика не было сочувствия, в нем вообще не было никаких эмоций.

– Где Айви?

– Вспомнил?

– Я и не забывал.

Федор врал, в тот момент, как управление телом перехватил зверь, он забыл обо всем, даже об Айви.

– Лучше бы она тебя забыла. – Все-таки старик умел читать мысли. – С чужаками приходит беда.

Тут он был прав, с Федором в самом деле пришла беда. Беда выбелила волосы Айви, выпила из нее все силы.

– Я не знал, что она сделает.

– А я знал. – Старик чуть заметно качнул головой. – И все равно позволил.

– Она поправится?

– Не знаю. Слишком мало серебра в ней осталось, слишком мало света. Ей нельзя было спускаться. Молодая еще, неопытная. Если бы не ты… – Старик зыркнул на гостя и тут же отвел взгляд, сказал едва слышно: – Лучше бы тебе было умереть.

Федор и сам уже начинал так думать. Но ведь не умер же! Сколько раз смерть брала его за руку, он уже и со счета сбился. А старик вдруг шагнул в его сторону, с силой сжал Федорово запястье, острием ножа чиркнул по ладони и подставил под густую кровь ту самую миску, из которой ел гость.

– Не дергайся и молчи. – Он сжимал руку стальной хваткой, а острие ножа теперь прижимал к горлу. Тут и захочешь, а не дернешься.

И Федор не шевелился, завороженно наблюдал, как кровь рисует на дне миски странные узоры. Старик тоже наблюдал, и лицо его делалось все темнее, а острие ножа все глубже впивалось в кожу. Что он там видел, на дне миски? Ведь точно что-то видел.

Наконец старик убрал нож, Федору показалось, что с большой неохотой, кровь из миски выплеснул прямо на пыльную землю и, не говоря больше ни слова, направился к дому.

Его не было долго, кровь в ране уже успела свернуться, а сама рана – затянуться. Хотя, конечно, быть такого не могло. Все это мерещилось из-за слабости.

Старик вышел во двор все с той же миской в руках, теперь в ней плескалась какая-то мутная, дурно пахнущая жижа.

– Пей! – велел он и сунул миску Федору. И тот послушно выпил, все, до последней капли.

Зелье подействовало почти мгновенно. Федора будто накрыло легким пуховым одеялом, ноющее тело онемело.

– Иди спать, – сказал старик и махнул рукой не в сторону дома, а в сторону сарая.

Федор уснул бы прямо во дворе, так ему хотелось лечь. Но сарай с душистым сеном показался ему царским ложем, и силы воли все-таки хватило, чтобы спросить:

– С Айви ведь все будет хорошо?

Прежде чем ответить, старик окинул гостя долгим взглядом, а потом сказал:

– Она выживет, если ты спрашиваешь об этом.

В его голосе больше не было ненависти – одна лишь непонятная горечь. Но из сказанного Федор понял главное – с Айви все будет в порядке, встреча с Желтоглазым не стала для нее фатальной. Да и был ли Желтоглазый на самом деле? Существует ли Нижний мир? Или все это лишь плод воспаленного воображения?

Додумать до конца эту мысль Федор не успел, провалился в сон, как в темную, бездонную яму, полную желтых огней. Это был тяжелый, засасывающий кошмар. Он не хотел отпускать Федора из своих сетей, а если и удавалось вырваться, то ненадолго, только чтобы поесть, выпить горькую жижу, спросить старика об Айви и снова захлебнуться не то сновидениями, не то воспоминаниями.

Этот сон был особенный, хотя начинался, как обычно, – с обнаженного, усеянного костьми озерного дна. Во сне Федор сидел на плоском камне и глядел в темное небо, когда почувствовал легкое, едва ощутимое прикосновение. За его спиной стояла Айви. Стояла и улыбалась. Ее волосы были заплетены в толстую косу, а глаза снова светились живым серебром.

– Видишь, я же говорила, все будет хорошо. – Она погладила Федора по щеке, и он не удержался, поцеловал узкую ладошку.

Любая другая смутилась бы, отдернула руку, а Айви лишь засмеялась звонким колокольчиком, и от ее смеха неподвижный воздух Нижнего мира дрогнул и пошел рябью. Федор вдруг испугался, что Желтоглазый вернется.

– Он теперь долго не вернется. – У Айви был тот же дар, что и у ее деда, она умела читать мысли. – Ему пока достаточно.

– Чего?

– Всего. – Она пожала плечиками, словно они сейчас говорили о чем-то совсем незначительном. – Мы с ним договорились.