Девушка с нижнего этажа - [2]

Минуя главный вход, я, как и Робби, плетусь к задней двери. Теперь людей не так заботит, в какую дверь входят китайцы, — не то что в послевоенные времена, когда на замену рабам с плантаций в страну привезли батраков. Наверное, мы для белых что-то вроде божьих коровок: если нас мало — ничего страшного, но если слетается целый рой, становится нехорошо.

У задней двери оставлены три коробки, и я подбираю их, прежде чем войти. Заметив, что Лиззи примеряет едва законченную «изящную» шляпку, над которой я так долго корпела, я останавливаюсь на полпути. Что Лиззи делает здесь в такую рань? Обычно она еле успевает к девяти часам, когда открывается магазин, а сейчас еще нет даже восьми с четвертью.

— Доброе утро. — Я ставлю коробки на рабочий стол, уже заваленный обрезками фетра. Еще не успела высохнуть краска на афишах, возвещающих благотворительные скачки, а у нас уже полно заказов. Во время Великого поста мода не должна играть такую важную роль, но ради главного события года Бог закроет на это глаза. Хозяйка наверняка снова попросит меня задержаться или поработать без обеда, а сама улизнет, чтобы пропустить рюмочку ликера из коки. Что ж, без прибавки я на это не согласна.

— Миссис Инглиш хочет с тобой поговорить, — хрипло произносит Лиззи. Она проводит рукой по пучку петушиных перьев, которые я накрепко приладила к элегантной шляпке. Пшеничные локоны Лиззи тут и там выбиваются из-под полей.

Я снимаю длинный плащ и черную шляпу, сделанную, вероятно, неуклюжими руками Лиззи, — она оказалась непригодной для продажи, и миссис Инглиш уступила ее мне по сниженной цене. Затем повязываю кружевной фартук.

Бархатная занавеска, отделяющая мастерскую от магазина, резко съезжает в сторону, и перед нами предстает миссис Инглиш.

— Вот ты где, — раздается ее надменный учительский голос.

Я смахиваю пыль со своего серо-коричневого рабочего чепчика.

— Доброе утро, мэм. Я кое-что придумала. Почему бы вместо этих шляпок от поганки нам не носить наши последние модели? Только посмотрите, как Лиззи идет моя изящная шляпка…

Миссис Инглиш хмурится.

— Надевайте чепцы. Обе.

— Да, мэм, — отвечаем мы с Лиззи в унисон. Я набрасываю чепец на голову. О прибавке нужно поговорить сейчас, прежде чем миссис Инглиш заставит меня задержаться вечером, — тогда хозяйка не подумает, будто я так реагирую на то, что приходится перерабатывать. Я провожу ладонями по юбке.

— Миссис Инглиш…

— Джо, я больше не нуждаюсь в твоих услугах.

— Я… — До меня долетают ее слова, и я захлопываю рот. Больше не нуждается… Неужели я… Уволена…

— Мне нужна только одна помощница, и Лиззи отлично справится с этой работой.

Лиззи резко втягивает воздух. Ее обычно заспанные глаза распахиваются так, что в них может залететь мошкара.

— Лиззи, вскрывай-ка посылки. Кажется, в одной из них должна быть новая болванка для канотье, — произносит миссис Инглиш, сделав неопределенный жест рукой.

— Да, мэм. — Лиззи в поисках ножа с грохотом выдвигает ящики.

— Н-но… — Повернувшись к Лиззи спиной, я перехожу на шепот: — Миссис Инглиш, я научила ее всему. Фетровые шляпки получаются у меня вдвое быстрее, чем у нее, и я никогда не опаздываю, а еще вы говорили, что я хорошо подбираю цвета.

Я не могу потерять работу. После того как меня уволили в прошлый раз, я два года пыталась куда-нибудь устроиться надолго, а сущих грошей, которые Старина Джин зарабатывает в конюшне, нам вдвоем никак не хватит. Снова придется жить впроголодь, ощущая, что еще немного — и конец. Почувствовав, что к горлу подступают отчаянные рыдания, я принимаюсь глубоко дышать.

Нам хотя бы есть где жить. В нашем доме сухо, тепло, и с нас не требуют арендной платы — вот такое преимущество имеется у жизни в чужом подвале. А если тебе есть где жить, значит, тебе есть где строить планы и мечтать.

Миссис Инглиш вздыхает — делает она это довольно часто. Ее пышная грудь живет своей жизнью: иногда она величаво выпячивается, а иногда часто и взволнованно вздымается, например когда к нам заходит жена мэра. Сегодня корсет миссис Инглиш проходит испытание на прочность ее прерывистым дыханием. Она смотрит на меня снизу вверх прищуренными слезящимися глазами.

— Некоторым покупательницам при виде тебя становится неловко.

Каждый слог этого слова отвешивает мне пощечину — не-лов-ко, и по всему телу, от головы до пяток, словно расплавленный чугун, разливается обида. Но я же хорошо делаю свою работу. Жена адвоката назвала шелковые узлы, которые я завязала на ее шляпке, шедевральными. Чем же я так не угодила? Я всегда мою с мылом даже те места, которых не видно. Я собираю черные волосы в опрятную прическу и, благодаря Робби, каждый день чищу зубы порошком корня солодки. Я не лентяйка, как Лиззи, и не гордячка, как миссис Инглиш. Вообще говоря, в нашей троице я безобиднее всех.

— Потому что я… — Я подношу руку к щеке, гладкой и желтоватой, как азиатская степь.

— Я знаю, что ты не в силах этого изменить. Такая уж у тебя судьба. — Миссис Инглиш заглядывает мне в глаза — такие же круглые, как у нее, только сужающиеся к уголкам. — Но дело не только в этом. Ты… нахалка. — Она косится на мой чепец, и я начинаю жалеть, что назвала его шляпкой от поганки. — Ты не понимаешь, когда нужно оставить свое мнение при себе.