Девушка с Легар-стрит - [9]

Могила бабушки находилась в задней части кладбища, возле ограды. Я тотчас вспомнила, как в новом накрахмаленном платье из черного хлопка, царапавшем мне кожу, я стояла здесь с родителями, ощущая липкую влажность летнего воздуха и тяжелый запах огромного количества цветов, от которого я задыхалась, стоя на жаре. Отец взял меня на руки, и я увидела всех, что столпились вокруг пустой могилы, и то, что не все из них дышат. Больше всего смутило то, что они все смотрели на меня.

Я остановилась возле желтой полицейской ленты, которая окружала могилу. Мое дыхание вырывалось в холодный воздух густыми облачками пара. Я отметила аккуратно подстриженную траву и надгробный камень из белого мрамора. Глядя на него, можно было подумать, будто его осторожно вытащили из чавкающей грязи и положили отдыхать на прохладную траву. Соседние могилы никто не тронул. Яма, в которой раньше стояла плита, находилась примерно в футе перед ним, как будто для того, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что могильный камень не просто опрокинулся, а был намеренно и осторожно перемещен.

Убедившись, что на меня никто не смотрит, я перешагнула через желтую ленту и подошла к могильному камню, чтобы лучше его рассмотреть. Я прочла выгравированные на нем даты рождения и смерти моей бабушки, а также ее полное имя, Сара Маниго Приоло. Но стоило мне прочесть строчки под ними, как мои глаза полезли на лоб:

Крошится кирпич – рушится камин;

Плачет дитя – мать зовет его.

Своей ложью мы множим грехи,

И волны прячут нашу вину.

Я прочитала эти строки еще дважды, пытаясь понять их смысл. Затем мой взгляд снова переместился на имя женщины – хотелось убедиться, что я стою перед нужной могилой. «И волны прячут нашу вину». Мне тотчас вспомнился запах соленой воды, наполнивший мой дом, и по моей спине скатились ледяные капельки страха.

– Я тоже не знаю, что это значит, если это хоть как-то тебя утешит.

Я резко обернулась. Позади меня стояла моя мать – в черной норковой шубке и шляпке в тон, руки в перчатках держат воротник, спасая шею от лютого холода. Как всегда, в перчатках.

– Не утешит, – холодно ответила я.

Она встала рядом со мной и посмотрела на могильную плиту.

– Странно, как призраки любят напоминать о себе, не так ли? Она пытается нам что-то сказать.

– Ты так думаешь? – спросила я, пуская в ход сарказм, чтобы скрыть краткий проблеск надежды, шевельнувшейся, когда она произнесла слово «мы».

Наши взгляды встретились, и она улыбнулась.

– В чем я не уверена, так это в том, что нам с этим делать.

Я сунула руки как можно глубже в карманы пальто – не столько из-за холода, сколько потому, чтобы сжать их в кулаки.

– Никаких «нам». Я сейчас пойду и узнаю, надо ли платить за то, чтобы его поставили на место, или у них есть страховка для такого рода случаев.

Я сделала шаг, чтобы пройти мимо нее, но она коснулась мой руки.

– Мелли, это очень серьезно. Думаю, это как-то связано с моим сном, и если это так, то ты даже в большей опасности, чем я думала.

– Тогда я справлюсь с этим. Одна. Как и тридцать три года назад.

Я высвободила руку и перешагнула через желтую ленту.

– Ты помнишь день, когда умерла твоя бабушка?

Я остановилась; давнее воспоминание давило на мой мозг, словно шрам, который еще не зарубцевался и о котором невозможно забыть.

– Да, – ответила я.

– Она упала с лестницы.

Я медленно повернулась. По лицу матери промелькнуло облегчение. Она явно не ожидала, что я останусь, чтобы ее выслушать.

– Твоя бабушка была еще жива, когда я нашла ее у подножия лестницы, – продолжила она.

– В отчете полиции говорилось другое. Она споткнулась на высоких каблуках и упала. Она умерла мгновенно.

Я узнала об этом лишь благодаря извращенному любопытству, которое однажды заставило меня покопаться в бумагах моего отца, когда тот был в очередном запое. Охваченная детской яростью, я надеялась отыскать причину, почему мать бросила меня. Ведь это наверняка должно быть где-то как-то задокументировано. Как будто, увидев написанные черным по белому слова, я смогла бы найти способ защитить себя. Но все, что я нашла, – это свидетельство о разводе моих родителей, в котором была указана причина – неустранимые разногласия, и копию полицейского отчета о внезапной смерти моей бабушки.

Мать недоуменно выгнула изящную бровь, но не спросила меня, откуда мне это известно. Я как будто вновь стала маленькой девочкой, а она знает обо мне все, что можно знать, что всегда мешало мне свыкнуться с мыслью, что ее рядом со мной больше нет. Как если бы всего того, что она знала обо мне, было недостаточно, чтобы ей остаться.

Она опустила голову. Было видно, что она борется с собой.

– Я до самого последнего мгновения держала ее голову на моих коленях. И слышала ее последние слова.

Мои губы онемели от холода и чего-то такого, что мне было страшно озвучить.

– Что она сказала?

Мать встретилась со мной взглядом:

– «Мы не такие, какими кажемся».

Я вздрогнула, чувствуя, как старые воспоминания вновь рвутся наружу.

– Что это значит?

Порыв ветра заглушил мой голос, но я вновь поняла: моей матери не нужно слышать меня, чтобы понять, что я говорю.

Она посмотрела мимо меня на опрокинутое надгробие.