Девушка с кулоном на шее - [8]

– Что, и имени своего не помните? Действительно не помните?

– Увы, никаких конкретных воспоминаний. Помню, что шел по лесу, что было холодно и невыносимо хотелось есть. А зачем я пришел в этот лес и какие события этому предшествовали, не имею ни малейшего представления.

– Возможно, это последствия шока, – предположил Забадаев. Тут в дверях показался майор, и он поспешил закончить разговор: – Да не переживайте вы так, майор во всем разберется.

Забадаев вернулся на пост, а мужчина, отойдя от решетки, уселся на скамью, устремил взгляд в пол и задумался. Положение его было незавидным, это он и без восстановления памяти понимал. То, что он добровольно сообщил о найденных трупах, должно, по идее, его реабилитировать. Но он не мог не понимать, что отсутствие памяти этот факт перечеркивает. Как знать, может быть, он совершил кровавое преступление, собирался замести следы, и тут память его оставила? Забыв о совершенном преступлении, он решил, что это сделал кто-то другой, и лишь поэтому пригнал машину в отделение полиции. Возможно такое? Вполне.

Додумать мысль он не успел, майор отдал приказ отвести его в допросную. Что такое допросная, мужчина спрашивать не стал, но звучало название куда более угрожающе, чем просто кабинет. Воображение услужливо подсовывало красочные картины, где эта самая «допросная» выглядела устрашающе, ассоциируясь со словом «пыточная». Серые каменные стены, бетонный пол, крюки и цепи, на которых подвешены тела тех, кого требуется «допросить». Всюду кровь, выбитые зубы и следы экскрементов, красноречиво указывающие на то, что далеко не каждый может выдержать подобный «допрос». А еще неизменное ведро с ледяной водой где-то в уголке «пыточной». Как без него? Надо же как-то приводить в чувства допрашиваемого.

– Чего застыл? – донесся откуда-то издалека чей-то голос. – Поднимайся, дружище, высиживать времени нет.

– Быть может, мне потребовать адвоката? – поднял глаза на говорившего мужчина. Это был Забадаев. – Ведь мне положен адвокат?

– Не лезь в бутылку, – посоветовал Забадаев. – Майора лучше не злить. Пойдем, все образуется, вот увидишь. Ты, главное, не ври, он этого не выносит. Говори правду, и все будет хорошо.

Мужчина был благодарен за совет, хоть какая-то конкретика. Не врать так не врать. С этим проблем не будет, ведь правды он все равно не знает, значит, и скрывать что-то причины нет. Забадаев отвел его в комнату, ничем не напоминающую страшные картины, которые минуту назад рисовало воображение. Вполне обычная комната, два на два метра, с квадратным столом, прикрученным к полу. Рядом стояли два стула, друг напротив друга. Маленькое, не больше полуметра, окно забрано густой решеткой. Но ни крюков с цепями, ни, тем более, ведра с ледяной водой в комнате не было.

Металлическая дверь с встроенным смотровым «глазком» захлопнулась, как только майор переступил порог. Мужчину к тому времени усадили на один из стульев. Руки и ноги оставались свободны. Наручники на него не надевали, что несколько успокаивало. «Значит, записать в преступники меня не успели, – сделал он вывод. – Может, пронесет», и, подняв глаза на майора, спросил:

– Мне начинать говорить?

– А есть что сказать? – задал встречный вопрос майор.

– Не знаю, успел ли доложить ваш коллега, – начал мужчина, – но ситуация осложняется тем, что моя память сыграла со мной злую шутку. Дело в том, что я ничего не помню.

– Так! Удобно. – Первое слово прозвучало зловеще. – И чего же конкретно ты не помнишь?

«Странный вопрос, – тут же напрягся мужчина. – Судя по нему, ничего хорошего ожидать от майора не приходится. И как меня угораздило так вляпаться?» Секунду спустя он сосредоточился на остатках воспоминаний и принялся излагать свою историю. Он думал, что майор станет перебивать, задавать встречные вопросы и требовать более подробных ответов, но ничего подобного не произошло, тот вообще никак не реагировал, сидел и молча слушал. Мужчине показалось, что майору скучно, что свои выводы он успел сделать еще до начала рассказа и все попытки донести до него абсурдность ситуации заранее обречены на провал.

Выводы мужчины оказались не беспочвенными. Как только он завершил короткое, скудное на конкретику повествование, майор поднялся, вызвал конвоира и велел проводить задержанного в камеру. Не в «обезьянник», откуда его забрали, а именно в камеру. Мужчина попытался возразить, объяснить, что он не преступник и сажать его в камеру излишняя предосторожность. Но майора его попытки не тронули. Бросив на него презрительный взгляд, он просто взял и ушел. Не сказав ни слова!

Конвоир, оставшийся с ним в комнате, тоже не был настроен на беседу. Как только мужчина открыл рот, он бросил на него такой свирепый взгляд, что желание разговаривать отпало мгновенно. Так он и дошел до камеры, без единого звука, без объяснений и поддержки, а оставшись в полном одиночестве, прислонился лбом к обшарпанной стене и застонал. Что его ждет? Чем обернется глупый альтруистический поступок? Почему, ну почему он не подумал о последствиях заранее?

Он понимал, почему, обнаружив трупы в машине, тут же помчался в полицию. Так поступают законопослушные граждане. Это правильно и закономерно, только вот проблема в том, что он не уверен, относится ли сам к этой категории. С одной стороны, раз поступил он правильно, с точки зрения общепринятых норм и правил, значит, есть надежда, что таковым и является: законопослушным гражданином, придерживающимся общепринятых норм и правил. В полиции разберутся, что с ним произошло. Они помогут восстановить события, помогут вернуть память, а быть может, и всю жизнь. Примерно так он рассуждал, когда гнал автомобиль по пыльным городским дорогам.