Девушка под яблоней - [28]

- Так в чем же дело?

Чем объяснить, что в одной бригаде люцерну прихватило засухой и она погорела бы, если бы ее не скосили на траву, а в другой люцерна густая, зеленая, дала богатый урожай семян!

И Павлюк пускается в сложные объяснения. Сеяли ведь разными семенами. Не сами выращивали. Может, семена немного приболели - не удобрена была земля, а то, может, не вовремя скошена была люцерна - и семена не выспели как следует. Или в самый покос пошли дожди - и семена припрели. В амбаре, если сыроватыми убрали, могли тоже подопреть. Следовательно, корень укреплялся слабо, растение плохо развивалось, да еще, может, яровая пшеница глушила, люцерна не кустилась, дала хилое семя.

Нагорный сосредоточенно морщил лоб, и Павлюк примолк, испугавшись, не утомил ли он секретаря. Нагорный, однако, просит Павлюка продолжать. Заинтересован, по-видимому, этими соображениями, а может, и еще почему?

Урущак не скрывал своей досады. Эти тары-бары хоть кого могли из себя вывести. Подумаешь, мировые истины провозглашает Павлюк! Каждый полевод это знает. Нагорный же, однако, со всем вниманием слушает Павлюка: что здоровое семя не боится засухи, здоровый зародыш - сила, гонит в рост все растение - и корень, и стебель, и листья, что густо сеянное, неразреженное растение набирается холодку, укрывает землю, почва не высыхает, не трескается, сберегает влагу, тогда люцерне не страшна жара.

Зауряднейшие, навязшие в зубах истины! Если бы не секретарь, Урущак, наверное, поставил бы на место Павлюка, слушать бы не стал. Да он на этом сельском хозяйстве собаку съел!

- А может, люцерна, которую взяли на семена, в плохих условиях зимовала, бедна крахмалом, не имела достаточной силы к весне. Либо скотина осенью притоптала корни. К тому же, видимо, пахали в сушь, земля плохо была разработана, - продолжает Павлюк.

Урущак с недоумением пожимает плечами: не собирается ли секретарь с помощью разглагольствований Павлюка освоить агрограмоту, уж очень внимательно прислушивается, присматривается, переспрашивает! Нагорный заводской человек, все может быть. И Урущак, чтобы не сидеть молча и положить конец этой нудной болтовне, добавляет от себя:

- ...Или по весновспашке была сеяна, а то, может, сорняки забили поле, мало ли что.

Неужели не хватает опыта Урущаку? Просто не хочет выставлять свои знания напоказ, как другие. Разве бы он сам не сумел объяснить, что к чему?

Секретарь, однако, больше склонен слушать этого надоедливого Павлюка! А Павлюку только того и нужно, ему же выгодно запутать дело, вошел во вкус, разговорился, что тебе прежних времен хуторянин: распаханное в пору поле - что рассыпчатая каша, в глазах даже рябит...

Да кто ж этого не знает? Выкрутиться из беды ловчится Павлюк, свалить с себя вину, вот и отводит секретарю глаза! На черноземе, дескать, да по низинам не так припекает люцерну.

- А почему же у тебя припекло? - перебивает Урущак, не обращая внимания на секретаря.

Павлюк, он что ж, стремится свалить частично вину на бригадира, на Дороша, чтобы самому избежать ответственности. Но Урущак твердо стоит на страже истины и торопливо поясняет:

- В бригаде Дороша под люцерной песчаное поле, да и южный склон вдобавок.

Он ли не знает, что сказать?

- А зачем на песчаном сеяли? - спрашивает Нагорный.

- Такие хорошие хозяева! - пренебрежительно кивает Урущак в сторону Павлюка.

Но Нагорный тут же спохватывается, что спросил невпопад. Схватил суть дела... усмехается, - ясно!

Павлюк, понимая, что секретарь поторопился с вопросом, коротко поясняет:

- Севооборот...

Павлюк старается доказать, что земля в бригадах одинаковая, но Текля приложила больше старанья - и когда сеяли и при обработке почвы. Лучше удобряла.

- К тому же мы предполагаем, что Дорош засеял неполноценными семенами. А почему сеял по песчаному полю? Вы же агроном, - поворачивается он к Урущаку, - неужели не знаете почему? А еще утверждали севооборот!

В неловкое положение, определенно в неловкое положение старается поставить Урущака Павлюк перед секретарем. Принизить его авторитет, не иначе.

- Ведь люцерна скрепляет грунт, образует структуру.

В невыгодном свете хочет выставить Урущака. Да и секретарь хорош, слишком много позволяет Павлюку. Его сторону держит, что ли?

А может, Нагорный и не прислушивается к этим соображениям, не придает особого значения выпадам Павлюка?

- У меня что, одно ваше поле? - отвечает Урущак.

Человек ведает десятками хозяйств. Мыслимо ли держать в голове земли каждого колхоза?

Нагорный, который чутко улавливал малейшие оттенки разговора, желая избежать обострения спора, обращается к Павлюку с новым вопросом: советовался ли он с людьми?

- Я и сам знал, что делать, - уверенно отвечает тот.

Урущак спешит с заключением:

- Зазнался очень Павлюк!

Нагорный нетерпеливым жестом руки предупреждает Урущака, что подобные выпады нежелательны.

Урущак лишился покоя: чем мог Павлюк привлечь на свою сторону секретаря? Какое будет принято решение?

- Неужели в колхозе нет опытных людей? - допытывается Нагорный, точно силится вызвать Павлюка на разговор или проверить его мнение.

Павлюк чистосердечно признает, что есть такие люди в колхозе. Павлюк, конечно, имел в виду Мусия Завирюху, своего единомышленника, с которым они редко в чем расходились. Но Павлюк не хочет ссылаться на кого-то, прятаться за чью-то спину. Он всю ответственность берет на себя. Разве станет он рассказывать, что советовался с Родионом, который был тогда его заместителем?