Девушка под яблоней - [21]

Шрифт
Интервал

Завирюха еще не успел договорить, как пастух высказывает мысль, будто в бригаде Дороша земля толком не обработана; разве не видно, как он сеял, не помогло и краденое сено. Остер на язык стал пастух, всегда по правде по совести рассуждает; будто соли сыпанул на рану, припомнил, что Дорош целую зиму обкрадывал Теклину бригаду. На грустные мысли наводит людей пастух: в бригаде Дороша неурожай, всем убыток.

Кладовщик Игнат не помнит, чтобы яровая пшеница когда выдержала такое сухолетье. Было время, на десятый год родила, - не поймешь, в защиту ли кума или просто так сказал кладовщик.

- А почему в девичьей бригаде сильные хлеба? - спросил пастух, и Игнату волей-неволей приходится отвечать.

По прежним-то временам он, может, и не обратил бы внимания на пастуха, да и сам Савва не посмел бы рта раскрыть, а теперь и пастух имеет голос; насторожились люди, вот и изволь Игнат изворачиваться. Недоброжелатели всячески стараются унизить кладовщика в глазах колхозников, а тут на беду в голове туман, и Игнат бормочет что-то насчет везенья, насчет природы. Спохватился, да уже поздно: слово не воробей, вылетит - не поймаешь! Савва, думается, только того и ждал, ему лишь бы к чему придраться. Что же, в Теклиной бригаде природа, что ли, другая, климат не тот? Почему у них люцерна удалась на славу и семян обилье будет, а у Дороша сгорела б вся, если бы вовремя не скосили на траву - сберегли питательный корм. А передержи мы - не было бы ни семян, ни травы.

Мусий Завирюха усмехнулся в прокуренную бороду, не мог скрыть своего удовлетворения, по душе, видно, пришлись пастуховы слова.

Спасибо, Селивон пришел кладовщику на помощь, на смех поднял Мусия Завирюху. Иль забыл, как сам в старину после покрова рожь сеял? Да еще наволоком, а не по паханому. Скосил гречку, раскидал зерно, покорябал бороной - роди, боже! А после казанской, в самый листопад, скажешь, не сеял? Всему селу на потеху. То плуга, то коня нет, ждет, покуда все управятся. А теперь - грамотей, хатой-лабораторией заправляет, видите ли, знаток грунтов, людей просвещает: где-то в Харькове, мол, живет профессор, до сотни элементов нашел в навозе!

Но на Селивона уже никто не обращает внимания, слушают Завирюху, вспоминают, как сами возили навоз в экономию, а собственные полоски родили сорняки. Ума, бывало, не приложат, как дальше жить.

Потемнел лицом пастух, мучают его беспокойные мысли: люцерну-то спасли, скосили на траву, да, по всему видно, не миновать Павлюку беды. То и дело мотается в райцентр.

Люди перебирают толстые, хорошо выколосившиеся стебли, радуются, любуются: ну и хлеба в девичьей бригаде, экая гущина - мышь не пробежит!

- Много азоту, - поясняет Мусий Завирюха.

Он не то, что этот неуч Селивон, не петляет наугад, не путает вокруг да около, узнал цену слова, раскрылись ему недра. Завирюха теперь как по книге читает, что делается под землей. Пусть себе, кому охота, дерет бороду к небу. Почему в Куликах не взошла свекла? Переложили калийной соли. Завирюха давно знает, что животворные силы не на небе, хорошо подкормленные хлеба растут хорошо. Бригадир Дорош из мелкого самолюбия не признает ничьих указаний и советов, чуть побрызгал для отвода глаз, лишь бы агроном не допекал, - понадеялся на дождь. Теперь кается - не удались хлеба. Завирюху не проведешь - недоложил фосфора и калия... А кто послушал агронома?.. Собственно, теперь и сам-то агроном, как приезжает в Буймир, с кем прежде всего советуется? Один Родион Ржа не прознает, не терпит Завирюхи, вечно идет наперекор, давно бы со свету сжил, да кишка тонка. Устин Павлюк не дает его в обиду. Да и станет ли Завирюха обращать внимание на ненавистников? Кто подкормил хлеба по указаниям Завирюхи, тот не раскаивается, у того крупное зерно.

- Озимую пшеницу сеяли мы только в экономии, - с горечью вспоминает пастух.

Завирюха как-то набрался храбрости, соблазнился, посеял. Вышел летом в поле, схватился за голову: пшеница-то в рожь переродилась! Сеял пшеницу, а собрал суржик! Глушило бурьяном крестьянскую долю, забивала рожь пшеницу, вздохнуть не давали сорняки. Так и переливалось их цветистой красой старое поле: пырей, васильки, донник, молочай, чаполь, сурепка, вьюнок, овсюг, щетинник, лебеда, ширец, осот, репейник... Э, да всего не перечесть, забивал хлеба разный сорняк.

А вот теперь молоденькая бригадирша пшеницу посеяла - и удалась. Может, кое-кому и неловко стало. Всякий помнит - разве мало они намучились, пока выбрали Теклю в бригадиры? Все сердце изболелось, все колебались: можно ли доверить девушке сортовую пшеницу - судьбу колхозную? Кустистая пшеница всех склонила на сторону бригадира: росла пшеница, росло и уважение к Текле.

Завирюха потерял покой, летняя пора баламутила душу, целыми днями мотался по полям, пил росистый аромат хлебов, не раз рассвет встречал среди зеленого раздолья. Волнуются густые поля, остистая пшеница "феругинеум-1239" колышется на солнце, обильно цветет крепкая, в узлах, чистая, словно перебранная, белоколосая "эротриспермум-0917", густые, бархатно-голубые волны веселят глаз, поблескивает на солнце цвета червонного золота зернистая "украинка". Гордость рождалась в душе: дочка сеяла!


Еще от автора Константин Алексеевич Гордиенко
Буймир

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чужую ниву жала

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.