Девушка из универмага - [64]

— Я… да, конечно. Что вы посоветуете?

— Одна из этих великолепно подойдет для… для дамы, какую вы описали. Ей понравится больше, я уверена, если вы сами выберете.

— Нет, я хотел бы, чтобы выбрали вы. Я уже рассказал ей про вас. Если бы не она, я так скоро не нашел бы вас. Она посоветовала мне попытаться найти вас в «Руках». Что бы вы обо мне ни думали, о моей матери у вас не может быть двух мнений. И вы не можете возражать против встречи с нею. Выберите накидку. А я приведу ее в этой накидке познакомиться с вами.

Вин посмотрела на ряд шелковых накидок, разложенных ею на широком прилавке. Точно большая тяжесть сразу свалилась с ее плеч. Стал бы такой человек, каким изобразила Эна Рольс своего брата, знакомить свою мать с при­казчицей, приглянувшейся ему? Конечно, нет. Но, может быть, он серьезно и не думает об этом… Нет, лучше избе­гать всякого личного элемента в разговоре с ним.

— Эта серебристо-серая накидка одна из самых краси­вых среди последних образцов, — стала расхваливать она свой товар.

— Отлично, если она нравится вам, я возьму ее. Ска­жите мне, как вы повредили себе руки.

— Тут нечего рассказывать, — снова обрезала его Вин. — А потом, ведь я уже сказала вам, что не хочу говорить о самой себе.

Ее взгляд еще больше, чем слова, заставили Питера за­молчать. В течение нескольких секунд положение спасала накидка. Но оно становилось натянутым. В интересах бу­дущего ему надо было уходить, и Питер, действительно, ушел. Он отправился домой в виллу «Морская Чайка», чтобы поговорить с отцом.

Глава XXIV. Отец и сын.

Когда Питер вернулся домой, отец его был у себя в би­блиотеке. Сюда не разрешалось входить, не постучав пред­варительно.

— Что тебе? — спросил старик сына.

— Мне надо поговорить с вами, отец, — ответил Питер. — Надеюсь, я не помешал вам?

— По утрам я ведь занят. Хотя я и не посещаю мага­зин, я должен читать доклады Крофта и следить за ходом дела.

— Как раз о магазине я и хочу говорить.

— Что хочешь ты сказать о «Руках»?

— В этой самой комнате я обещал вам не вмешиваться в дела «Рук», — напомнил Питер. — Но я хотел бы теперь, чтобы вы освободили меня от этого обещания.

— Ничего подобного! — вскричал Питер-старший. — Что это значит?

— Я хочу работать. Я пробовал разное, но мысли мои всегда возвращаются к «Рукам». Я горжусь вашим успе­хом… Мне хотелось бы развить его и двинуть дело еще даль­ше. У меня имеются свои идеи…

— Не спорю, у тебя есть идеи и при том чертовски глу­пые, — грубо отозвался старик. — Я совсем не намерен при­менять их в своем деле, пока я жив.

— Позвольте мне ознакомить вас с некоторыми из них, а потом уж осуждайте, — уговаривал сын.

— Нет, я не хочу тратить время на подобные ребяче­ства, — ворчливо возразил Питер старший. — Ты лучше за­нялся бы чем-нибудь другим вместо того, чтобы надоедать мне первой пустяшной идеей, пришедшей тебе в голову.

— Для меня это не пустяки. Это настолько серьезно, что, если вы откажетесь допустить меня к вашему пред­приятию, на любую, хотя самую ничтожную должность, я должен буду начать самостоятельную деловую карьеру. Я не могу продолжать жить по-прежнему, получая от вас содер­жание, извлекаемое из «Рук», если вы не подадите мне надежду, что скоро я могу доработаться до права голоса в управлении всем делом.

— Мне думается, ты добиваешься на самом деле лишь увеличения своего содержания, — подтрунил старый Питер. — Не думай, что я слеп, я читаю в газетах изложение твоих нелепых планов… Ты становишься социалистом, и тебе не­приятно слышать упреки красных о «незаработанном до­ходе» и тому подобное…

— Нет, совсем не это. Меня мало интересует, что гово­рят люди. И затем, мне совсем не надо больше того, что я получаю от вас. Но я хочу чувствовать,— простите меня, отец, — что деньги, какие я имею, не пахнут потом, выжа­тым из служащих, и не орошены слезами из женских глаз.

Питер-старший сидел, слегка отвернувшись от письмен­ного стола, как бы желая указать Питеру-младшему, что чем скорее он оставит его заниматься своим делом, тем лучше. Но при последних словах, неожиданных, как удар, он резко повернулся на своем вращающемся кресле, чтобы посмо­треть прямо в лицо сына.

— Будь я проклят! — прогремел он. — Вот что значит сде­латься социалистом! Ты оскорбляешь своего отца, который дает тебе возможность жить в роскоши…

— Я совсем не думал оскорблять вас, отец, и мне со­всем не нужна роскошь. Я хочу работать за каждую ко­пейку, какую получаю.

— Никогда я не думал, — рассуждал вслух Питер-старший, резко изменив свой тон на жалобный, — услышать та­кой дешевый вздор от моего сына… Никогда не думал я, что кто-нибудь из моих собственных детей окажется столь сла­бохарактерным, что станет вымаливать позволения нару­шить свое торжественное обещание.

— Нарушение некоторых обещаний, которых лучше бы­ло бы не давать, доказывает силу характера, а не слабость. Я нарушил бы его, не спрашивая у вас, если бы думал, что это вам больше нравится, и если бы от этого была бы какая-нибудь польза. Но без вашего согласия я не могу получить работу в вашем предприятии.

— И ты не получишь ее, слышишь?

— В таком случае, отец, если это ваше последнее слово, — сказал Питер, вставая, — это значит для нас расхождение наших путей в деловом отношении.